Солнце тоже звезда

Когда Дэ Хёну было тринадцать и он жил в Южной Корее, отец начал готовить его к управлению скромным семейным бизнесом – ловлей крабов. Этот бизнес почти не приносил денег. Каждый сезон становился борьбой за выживание. И каждый сезон они выживали, но с большим трудом. В детстве Дэ Хён даже не сомневался в том, что семейное дело в конечном итоге перейдет к нему. Он был старшим из троих сыновей. Это было его место. Семья – это судьба.

Он до сих пор помнит день, когда в нем вспыхнула искра протеста. День, когда отец впервые взял его с собой на рыболовецкое судно. Дэ Хён был в ужасе от увиденного. Крабы в отчаянии барахтались в холодных сетчатых корзинах из металла. Они царапали сетку, лезли друг на друга, пытаясь добраться до верха и вырваться на свободу.

До сих пор воспоминание о первом дне на лодке иногда неожиданно всплывает в его памяти. Дэ Хён хотел бы забыть. Он думал, что после переезда в Америку это удастся. Но воспоминание возвращается снова и снова.

Те крабы не сдавались. Они боролись до самой смерти. Они были готовы на все, чтобы выбраться.

Наташа

Я НЕ ЗНАЮ, что чувствовать. Я не до конца верю в происходящее или, может, просто пока не успела все осмыслить. Я смотрю на телефон. Бев наконец написала. Ей безумно, безумно, безумно понравилось в Беркли. Она думает, что ей суждено учиться именно там. А еще парни в Калифорнии симпатичные, но совсем не похожи на ребят из Нью-Йорка. В последнем сообщении она спрашивает, как я, сопровождая текст смайликами с изображением разбитого сердца.

Я решаю позвонить ей и сообщить о том, что сказал адвокат Фицджеральд, но она не берет трубку. «Позвони», – пишу я. Пройдя через вращающиеся двери, я оказываюсь во дворе и застываю на месте. Несколько человек обедают на лавочках рядом с фонтаном. Группки одетых в костюмы людей торопливо входят в здание и выходят из него. Вереница черных таун-каров выстроилась у обочины, а их водители курят и болтают.

Разве может быть, что это тот же самый день? Как получается, что все эти люди живут своей жизнью, совершенно не подозревая, что происходит в моей? Иногда твой мир так трясет, что в голове не укладывается, как все остальные не ощущают этого. Именно такое у меня было чувство, когда мы впервые получили приказ о депортации. И когда я узнала, что Роб мне изменяет.

Я снова достаю телефон, ищу номер Роба и только потом вспоминаю, что удалила его из списка контактов. Но последовательность цифр все еще хранится в памяти, и я набираю номер. Не могу понять, зачем звоню, пока не начинаю разговор.

– Приве-е-е-е-ет, Нат, – растягивая слова, произносит он. У него не хватает такта даже изобразить удивление.

– Мое имя не Нат, – отвечаю я. Я уже не уверена, что хочу с ним разговаривать.

– То, что вы с твоим новым чуваком сегодня сделали, совсем не круто.

У него все тот же низкий, неторопливый и немного ленивый голос. Забавно, что по прошествии времени тебя может начать раздражать то, что раньше привлекало. Нам кажется, что мы хотим бесконечно быть с любимыми, но, возможно, нам нужно как раз обратное. Ограниченный промежуток, по окончании которого мы не разочаровываемся в человеке. Возможно, нам не нужны второе и третье действия – только первое.

Пропускаю слова мимо ушей. Сдерживаю желание напомнить, что вообще-то это он воровал, а значит, «не круто» поступал он.

– У меня вопрос, – говорю я.

– Валяй.

– Почему ты мне изменил?

На другом конце линии что-то падает на пол. Он, запинаясь, трижды начинает что-то говорить, каждый раз безуспешно.

– Спокойно. Я не собираюсь выяснять отношения и уж точно не хочу их вернуть. Мне просто нужно знать. Почему ты не порвал со мной? Зачем изменять?

– Я не знаю. – Даже эти три простых слова он умудряется произнести с запинкой.

– Да брось. Должна быть какая-то причина.

Он молчит – думает.

– Правда, не знаю.

Я молчу.

– Ты классная, – говорит он. – И Келли классная. Я не хотел ранить твои чувства и ее чувства ранить не хотел. – Похоже, он вполне искренен, но я не знаю, что делать с этими словами.

– Но она тебе, видимо, нравилась больше, раз ты изменил, верно?

– Нет. Я просто хотел вас обеих.

– Только и всего? – спрашиваю я. – Тебе просто не хотелось выбирать?

– Только и всего, – отвечает он, как будто этого достаточно.

Этот ответ настолько неубедителен, настолько неправдоподобен и неудовлетворителен, что я едва не вешаю трубку. С Даниэлем такого никогда бы не случилось. Он выбирает сердцем.

– Еще вопрос. Ты веришь в настоящую любовь и все такое?

– Нет. Ты же меня знаешь. Да ты в нее и сама не веришь, – напоминает он.

Разве?

– Ладно. Спасибо. – Я уже собираюсь повесить трубку, но он меня останавливает.

– Могу я хотя бы попросить у тебя прощения? – спрашивает он.

– Валяй.

– Прости меня.

– Ладно. Не изменяй Келли.

– Не буду, – говорит он. Думаю, в тот момент, когда он произносит эти слова, он в них верит.

Я должна позвонить родителям и рассказать им про адвоката Фицджеральда, но сейчас мне хочется поговорить совсем не с ними.