– То есть ты умрешь?
– Что есть смерть, как не очередной шаг? – хэшан пожал плечами. – Увидимся в следующем воплощении…
Он смежил веки, Нефритовая Жаба выругался так, как, наверное, умеют ругаться только постигшие Безначальное Дао мудрецы – Ивар, по крайней мере, ничего не понял, кроме того, что это никак не заклинание, и не призыв к богам.
Свет стал ярче, так что конунгу пришлось закрыть лицо рукой, а затем еще и отвернуться. Сверху докатился мягкий звон, и сумрак преисподней расколола ослепительная вспышка, словно молния ударила снизу вверх.
Проморгавшись, Ивар обнаружил, что на том месте, где сидел Шао Ху, стоит толстенький человечек в оранжевом халате хэшана, но чистом, без единого пятнышка, и с посохом вроде того, что был у Нефритовой Жабы, только не деревянным, а металлическим, с оловянными колокольчиками.
На лице его красовалась улыбка, в левой руке лежала жемчужина размером с голубиное яйцо, от нее струился мягкий свет.
– Приветствуем тебя, святой владыка! – воскликнул даос, повалился на колени и уткнулся лбом в землю.
– Э, привет… – сказал Ивар, и сам устыдился хриплого, злого голоса.
Дицзан-ван улыбнулся, и эта улыбка сделала его неимоверно похожим на Шао Ху, так что конунг опешил.
– Живые в диюй? – спросил бодхисатва приятным тонким голосом. – Не будь мы свидетелями чудных и страшных событий, я бы сказал, что такое невозможно… Но я вижу вас перед собой.
Нефритовая Жаба поднял голову, спросил с надеждой:
– Ты поможешь нам, о могучий?
– Мой обет касается тех, кто попал в Преисподнюю… – Дицзан-ван говорил задумчиво, маленькие глаза его посверкивали, а колокольчики на посохе позвякивали, хотя тот и не двигался. – Грешных душ, обреченных на муки… Но кто мог знать, что случится такое? Гун-гун угрожал всему миропорядку, и мы не могли обуздать его своими силами…
От усталости Ивара посетило ощущение, что все вокруг нереально, что он видит морок. Показалось, что сейчас проснется либо под ледяным небом Нифльхейма, либо на лавке собственного драккара, и все, кто погиб во время этого безумного похода, окажутся живы.
Арнвид, Кари, Нерейд, Даг…
– Я выведу вас, – сказал бодхисатва. – Милостью созданный да милостив будет!
Он ударил посохом оземь, и в недрах родился глубокий, музыкальный звук, будто там покачнулся колокол размером с город. Поднял жемчужину, и от нее заструились волны света, очертания черных гор начали таять, словно они растворялись в накатывающем пламени…
Ивар оглянулся туда, где высились белые столбы вечной метели, на ту стену, за которой погибли верные соратники, те, с кем делил невзгоды и победы, рубился спина к спине, и сердце сжалось от боли.
А затем боль исчезла, поскольку вокруг не осталось ничего, кроме света.
Твердое ударило в подошвы, и Ивар понял, что стоит на обычной земле, покрытой зеленой травой, вокруг бамбуковый лес, неподалеку шумит река. Вдохнул свежего воздуха, полного живых, настоящих запахов, и едва не закашлялся, только в этот момент понял, что внизу, в мире мертвых и Нифльхейме, дышал чем-то смрадным, гнусным, и успел к этому привыкнуть.
Дицзан-ван сгинул, точно его и не было.
– Выбрались, – сказал Нефритовая Жаба, глаза которого дико блуждали, шевелюра стояла дыбом, как иголки у рассерженного дикобраза. – Солнце, небо, все настоящее… Чудо, клянусь Девятью Небесами!
Ивар сел прямо там, где стоял, положил под голову мешок, и заснул быстрее, чем отрубился, даже успел услышать собственный храп, негромкий, но на редкость противный.
Когда проснулся, тени были короткими, стоявшее в зените солнце просвечивало сквозь листву.
– Я уже думал, что ты никогда не встанешь, – донесся голос Нефритовой Жабы.
– А сколько я проспал? – спросил Ивар, потягиваясь.
Зевок получился мощным, достойным славного конунга, а вот левая рука по-прежнему слушалась плохо, двигалась вяло, и о том, чтобы взять в нее щит, пока можно было только мечтать. Удар Сян-лю повредил что-то в плече, оставил в теле невидимую простому глазу отметину.
Эриль и даос не смогли ничего сделать, оставалось надеяться, что время справится лучше.
– Сутки, – сказал Нефритовая Жаба.
Ивар сел, и у него закружилась голова, с внезапной четкостью обрушилось осознание того, что он жив, вернулся из Нифльхейма, где не был никто из отпрысков Аска и Эмблы…
Увидел, что даос сидит рядом с небольшим костерком, а на том поджаривается тушка зайца. Носа коснулся запах свежего мяса, и кишки издали дружный вой, принялись дергаться, кидаться друг на друга.
– Ты охотился? – спросил конунг.
– Да, пришлось, – Нефритовая Жаба поморщился. – Обычно я мяса не ем, но сейчас оно необходимо и мне, и тебе. Если не восстановить силы быстро, то мы можем погибнуть, слишком намерзлись там, слишком много яда в наших телах, внутренние реки ослаблены, течение ци нарушено.
– А мир… что с ним?
– Он изменился, стал таким, как ранее… Не до конца, конечно, но я чувствую, что осквернение уходит из него… Готов поклясться, что Си Ван-му вернулась в Куньлунь, и что ее чудесные сады скоро вновь зацветут.