Читаем Солнце в рюкзаке полностью

Они останавливались только лишь для того, чтобы разогреть тяжелое навесное оружие – набирался в дула пульсирующий желтоватый свет и вырывался с грохотом, от которого рушились ветхие стены складов. В воздух медленно поднимались куски рифленого покрытия и осколки кирпичей – ползли, поднятые белой вспышкой, угольно-черные по силуэту, а потом обрушивались вниз, выбивая из земли комья грязи и капли кислоты.

Если бы не шлем, я бы оглох, но он предусмотрительно переключился на режим сбережения слуха и пропускал лишь необходимый минимум звука. Эту функцию Квоттербек вписал в него при последней починке…

Я тогда закрыл глаза и представил его лицо. Тогда мне приходилось представлять, а теперь оно всплывает само собой.

По-моему, я стал нытиком. Сколько мне сейчас лет? Около трехсот? Старость, черт. Нет, правда, старость.

Я закрыл глаза и увидел лицо Квоттербека. Черные глаза с матовыми зрачками смотрели снисходительно, с привычным теплым огоньком – так смотрят на тех, кого с интересом опекают, но не на равных.

– Аттам, – вслух сказал я, открыв глаза и увидев, как вместе с обломками и осколками подкинуло в воздух чье-то алое, с длинной мокрой бахромой тело, вывернутое взрывом из подвала.

За ушедшую к цистернам машину я не беспокоился – у моих «крыс» должно было хватить реакции и ума, чтобы вовремя спихнуть вниз свое химическое оружие. Я предусмотрительно запихнул «крыс» повыше – так, чтобы «Короли» не могли палить без опасения влепить снаряд в резервуар с тысячами тонн кислоты.

Там «крысы» и сидели, держась за свои драгоценные бочонки.

Мысленно пожелав им удачи, я, пригнувшись, ринулся за уходящей в предрассветный зыбкий туман оставшейся шестеркой.

Жар стоял нестерпимый, гул, наверное, тоже. Под прикрытием грохота и грязевого дождя я забрался на ближайший невысокий ангар и без труда обогнал головного «Короля», только раз замешкавшись – увидел под ногами нацарапанные на рифленом железе имена, крупно и старательно выведенные. Наверное, в то время, когда те, кому имена принадлежали, занимались увековечиванием, дела тут обстояли получше.

План был прост – нагло спрыгнуть заправиле на голову, может, успеть царапнуть ножом и все-таки заставить их идти за мной, даже если по пути для приманки придется раскидывать им куски собственного мяса.

Нет, правда, я был готов на все. Вы не представляете, что такое чувствовать, что обязан кого-то защищать… Сам взялся. И дело было уже не просто в Квоттербеке. Или все-таки в нем? В нем – в его ответственности за других Я свалился на «Короля», стараясь не напороться на вскинутые лезвия. Вместо них я напоролся на раскаленный навесной ствол и чуть не лишился сознания от боли, но стиснул зубы и подтянулся повыше. Лезвие ножа бодро взвизгнуло по корпусу, но не оставило даже царапины. Корпус с жужжанием повернулся и замер. Я ожидал чего угодно, но не ступора. Машина соображала медленно, грохот взрывов утих. Они деловито перемигивались огоньками и топтались на месте, разминая то одну, то другую трехпалую лапу.

– За мной, – сказал я, надеясь, что буду услышан. – Сюда.

И спрыгнул вниз, все еще не веря в происходящее.

– Сюда.

Они нерешительно, но двинулись. Я шел спиной вперед, внимательно следя за тремя показателями – маршрутом, поведением «Королей» и наличием кислотных луж.

Этих сначала не было вовсе, но ближе к перемычке земля принялась липнуть и скользить, а после появились и лужи.

Я старательно обходил их, за мной так же осторожно шлепали шесть махин, утопающих в почве почти по колено. Стояла мертвая тишина, лишь изредка жужжали проворачивающиеся механизмы. Мне потом сказали – зрелище было то еще. Хрупкий человечек и двое бронированных убийц, словно привязанные к нему на невидимую веревочку.

Сердце чуть ребра не выломало. Я ничего не понимал, но понимать было некогда.

И тут не выдержали мои «крысы». Оказывается, к тому моменту они ухлопали «Короля», сожгли ему лапы, и он валялся на боку, размахивая чем ни попадя, проваливаясь то в одну, то в другую лужу. Эта победа так воодушевила, что об осторожности никто уже не думал – а обо мне тем более. Мы не успели войти под заветную черту – посыпались бочки, лопаясь внизу, как спелые сливы. Острый запах кислоты на несколько секунд дезориентировал меня полностью, и «Короли» очнулись. По ним лишь слегка брызнуло веером, расплавив обшивку, и сразу же вверх задрались дула. Стрелять они не собирались. Они приготовились ждать.

Один, повертевшись на месте, принял какое-то решение и ушел в темноту, лязгая на ходу повисшими ножами.

Эра моего правления закончилась, и я еле успел забраться наверх.

– Дальше что? – хмуро спросил меня кто-то.

Глупо было обсуждать сделанные ошибки. Я промолчал.

С ненадежной перемычки мы ушли на приваренную к стене платформу, которую я заприметил еще ночью – сейчас разгоралось чистое, умытое утро. Нарядное синее небо стелилось над чудовищными цистернами, разгромленными складами и мусорными кучами.

– Все дети остались там, севернее, – шепотом сказала мне Зера. – Они прошлись южнее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собор
Собор

Яцек Дукай — яркий и самобытный польский писатель-фантаст, активно работающий со второй половины 90-х годов прошлого века. Автор нескольких успешных романов и сборников рассказов, лауреат нескольких премий.Родился в июле 1974 года в Тарнове. Изучал философию в Ягеллонском университете. Первой прочитанной фантастической книгой стало для него «Расследование» Станислава Лема, вдохновившее на собственные пробы пера. Дукай успешно дебютировал в 16 лет рассказом «Złota Galera», включенным затем в несколько антологий, в том числе в англоязычную «The Dedalus Book of Polish Fantasy».Довольно быстро молодой писатель стал известен из-за сложности своих произведений и серьезных тем, поднимаемых в них. Даже короткие рассказы Дукая содержат порой столько идей, сколько иному автору хватило бы на все его книги. В числе наиболее интересующих его вопросов — технологическая сингулярность, нанотехнологии, виртуальная реальность, инопланетная угроза, будущее религии. Обычно жанр, в котором он работает, характеризуют как твердую научную фантастику, но писатель легко привносит в свои работы элементы мистики или фэнтези. Среди его любимых авторов — австралиец Грег Иган. Также книги Дукая должны понравиться тем, кто читает Дэвида Брина.Рассказы и повести автора разнообразны и изобретательны, посвящены теме виртуальной реальности («Irrehaare»), религиозным вопросам («Ziemia Chrystusa», «In partibus infidelium», «Medjugorje»), политике («Sprawa Rudryka Z.», «Serce Mroku»). Оставаясь оригинальным, Дукай опирается иногда на различные культовые или классические вещи — так например мрачную и пессимистичную киберпанковскую новеллу «Szkoła» сам Дукай описывает как смесь «Бегущего по лезвию бритвы», «Цветов для Элджернона» и «Заводного апельсина». «Serce Mroku» содержит аллюзии на Джозефа Конрада. А «Gotyk» — это вольное продолжение пьесы Юлиуша Словацкого.Дебют Дукая в крупной книжной форме состоялся в 1997 году, когда под одной обложкой вышло две повести (иногда причисляемых к небольшим романам) — «Ксаврас Выжрын» и «Пока ночь». Первая из них получила хорошие рецензии и даже произвела определенную шумиху. Это альтернативная история/военная НФ, касающаяся серьезных философских аспектов войны, и показывающая тонкую грань между терроризмом и борьбой за свободу. Действие книги происходит в мире, где в Советско-польской войне когда-то победил СССР.В романе «Perfekcyjna niedoskonałość» астронавт, вернувшийся через восемь столетий на Землю, застает пост-технологический мир и попадает в межгалактические ловушки и интриги. Еще один роман «Czarne oceany» и повесть «Extensa» — посвящены теме непосредственного развития пост-сингулярного общества.О популярности Яцека Дукая говорит факт, что его последний роман, еще одна лихо закрученная альтернативная история — «Лёд», стал в Польше беспрецедентным издательским успехом 2007 года. Книга была продана тиражом в 7000 экземпляров на протяжении двух недель.Яцек Дукай также является автором многочисленных рецензий (преимущественно в изданиях «Nowa Fantastyka», «SFinks» и «Tygodnik Powszechny») на книги таких авторов как Питер Бигл, Джин Вулф, Тим Пауэрс, Нил Гейман, Чайна Мьевиль, Нил Стивенсон, Клайв Баркер, Грег Иган, Ким Стенли Робинсон, Кэрол Берг, а также польских авторов — Сапковского, Лема, Колодзейчака, Феликса Креса. Писал он и кинорецензии — для издания «Science Fiction». Среди своих любимых фильмов Дукай называет «Донни Дарко», «Вечное сияние чистого разума», «Гаттаку», «Пи» и «Быть Джоном Малковичем».Яцек Дукай 12 раз номинировался на премию Януша Зайделя, и 5 раз становился ее лауреатом — в 2000 году за рассказ «Katedra», компьютерная анимация Томека Багинского по которому была номинирована в 2003 году на Оскар, и за романы — в 2001 году за «Czarne oceany», в 2003 за «Inne pieśni», в 2004 за «Perfekcyjna niedoskonałość», и в 2007 за «Lód».Его произведения переводились на английский, немецкий, чешский, венгерский, русский и другие языки.В настоящее время писатель работает над несколькими крупными произведениями, романами или длинными повестями, в числе которых новые амбициозные и богатые на фантазию тексты «Fabula», «Rekursja», «Stroiciel luster». В числе отложенных или заброшенных проектов объявлявшихся ранее — книги «Baśń», «Interversum», «Afryka», и возможные продолжения романа «Perfekcyjna niedoskonałość».(Неофициальное электронное издание).

Горохов Леонидович Александр , Ирина Измайлова , Нельсон ДеМилль , Роман Злотников , Яцек Дукай

Фантастика / Научная Фантастика / Фэнтези / Проза / Историческая проза