Солнце в руке

Будь я хорошей матерью, я бы заставила тебя учиться вместо того, чтобы превращать тебя в слугу в замке. Но записать ребенка в коллеж значило проговориться. Я, Армель де Кермарек, буду краснеть перед каким-нибудь особенно дотошным директором? Лучше уж пусть он будет здесь, рядом. Ронан, который сам был самоучкой, многому научил тебя. И еще я говорила себе: «Сын Франсуа и так во всем разберется!» Да, для меня ты всегда был сыном Франсуа. Мне было необходимо воздвигнуть между мной и тобой барьер. Ронан, надо отдать ему справедливость, не меньше моего ненавидел того, кого всегда называл не иначе как «этот прохвост». У него всегда был под рукой его партизанский револьвер, и, показывая его мне, он повторял: «Там всего один патрон, но ему хватит!» Понимаешь, малыш, то, что мы с Ронаном замышляли без твоего ведома, была не просто месть — это была вендетта. Еще в партизанах Ронан познакомился с одним парнем — Жозефом Ле Моалем, который в 1950 году поступил на службу в полицию. Он постепенно преодолел все полагающиеся ступеньки и в конце концов стал дивизионным комиссаром в Лориане. Вот с его помощью Ронан и следил за преступной карьерой Франсуа. «Милорду» всегда удавалось выйти сухим из воды, и хотя он был на примете в полиции, поймать с поличным его так и не могли. За его передвижениями следили, как отслеживают в лесу меченую рысь.

Большую часть времени он проводил на юге, мотаясь между Ниццей и Марселем. Предполагали, что он занимается торговлей наркотиками. Он имел долю и в других делах, связанных с гангстерами, но всегда умел остаться в стороне — вечно подозреваемый и ни разу не пойманный. А мы оба уже старели, а ты, Жан-Мари, почтительно называл меня «крестной» и жил без проблем, сегодняшним днем: полукрестьянин, полумажордом. Ронан начинал сдавать, и ты все чаще заменял его. Ронан замечал, что я часто впадаю в отчаяние, и тогда говорил: «Нужно уметь ждать. Неизбежно настанет день, когда он допустит неосторожность и будет вынужден искать укромный угол. И тогда он вспомнит про Мюр-де-Бретань, где никому не придет в голову его искать». Увы, мой славный, мой отважный Ронан умер. Я на какое-то время совершенно растерялась. Мне казалось, вместе с ним умрет и мое мщение. Но он оставил тебе тайну клада. И тогда я, как последняя эгоистка, ухватилась за эту идею. Я подумала, что с такими деньгами смогу наконец настичь мерзавца. Как? Этого я пока не знала. Мне было ясно одно: с твоей помощью я сумею завладеть золотом. И тебе пришлось снова и снова нырять, рисковать своей жизнью, искать и искать эти проклятые слитки. Бедный мой мальчик, признаюсь тебе, что твоя жизнь тогда мало заботила меня. Твоя жизнь! Я поставила ее на карту против богатства, против огромного богатства! Я отдалась безумным мечтам. На эти деньги я уже мысленно нанимала убийцу, который наконец поставит точку в истории моих кошмаров, моего безумия, ибо оно сжирало меня, как рак. Да, я прочту тебе все, что написала, потому что пора уже тебе узнать, что я люблю тебя, что я любила тебя всегда, даже тогда, когда готова была принести тебя в жертву. Я решила пойти до конца и сделаю это. Честь, достоинство, долг… Это всего лишь слова. Но то, чего я никогда не могла простить твоему отцу, — это то, что он принял меня за дуру.

Вот и свершилось. Я прочитала тебе все. Ты даже не вздрогнул. Мне почему-то кажется, будь ты в состоянии, ты начал бы зевать. Действительно, зачем тебе все это — мои подлости, моя ненависть, моя одержимость? Я просто упрямая старая зануда. Ты сейчас где-то далеко. Ты не здесь. Но ты ведь не знаешь всего! И если я скажу тебе это, то, может быть, дрогнет и твое окостеневшее тело, ставшее бесчувственней мраморной статуи! Все вокруг считают, что Марей де Галар по кличке «Милорд» покончил с собой, поняв, что ему не выкрутиться. Ничего подобного. Это я его казнила. Трезво и спокойно. Из револьвера Ронана. Он был прав, Ронан. Одного патрона хватило.

А нам предстояло жить. Плохо ли, хорошо ли, но — жить. Вместе, рядом. Прости меня, родной. Кажется, я сожгла твою кашу.