Солнце в руке

— То есть, то нет, по-разному. Людей не хватает. А работяга Марсель всегда на подхвате. Патрон мне хорошо платит! Жаловаться грех! Мало кто это знает, господин комиссар, вам скажу, в таком центре, как этот, самая страшная болезнь — бессонница. Тебе больно, а заснуть никак не получается, несмотря на все микстуры, лекарства и все прочее. По ночам я иногда нахожу наших пациентов, которые, как ребятишки, украдкой курят в туалете. Ну, посердишься на них, а без этого нельзя! Бывает, некоторые плакать начинают, когда я у них сигареты отберу. Разве я ночным сторожем работаю? Нет, я сестра милосердия, вот как меня называть надо. Ладно. Это я шучу. Вы уходите, господин комиссар? Тогда я свет потушу. У них тут у всех просто мания какая-то повсюду лампы зажженные оставлять.

— Это вы, я полагаю, прибрали мою новую комнату?

На лице Марселя изобразилось огорчение.

— А я им тогда говорил, что не годится такая клетушка для такого человека, как вы. Но ничего другого не нашлось. Сейчас слишком много людей в клинике. А сейчас вам получше будет. Я все ваши вещи аккуратненько, как мог, собрал и отнес. Через час, как только полковника Марея похоронят, мы вам и телефон подключим. А у него хорошая комната, все есть, чтобы гостей принимать.

— Если я правильно понял, — воскликнул Кларье, — я займу комнату умершего?

— И чего такого! — протестует Марсель. — Я успел и почистить там, и комнату как следует проветрил. Так что не беспокойтесь. Однако я вам советую, перед тем как спать будете ложиться, снотворное принять, потому как ваш сосед справа балует иногда. Это бывший баритон из Тулузы. Голосок у него до сих пор о-го-го!.. Потом расскажете… Он страдает болезнью Алзхеймера и не всегда хорошо соображает, что делает. Но привычка выступать осталась! Как говорится, вторая натура. Время от времени ему мерещится, будто его на бис вызывают. Вот ему и приходится выходить к публике, раскланиваться… но всегда в одно и то же время, между одиннадцатью и полночью.

— Да ничего страшного, пусть выходит к своей публике, пусть раскланивается, мне это нисколько не помешает!

— Да, но иногда ему приходит в голову, что нужно бисировать… Обычно он исполняет арию из «Кармен». Или же какую-нибудь ахинею понесет…

— Да, я понимаю, — сухо прервал своего собеседника комиссар. — Ну что ж, если он меня разбудит, тоже отправлюсь гулять по коридорам этой странной клиники.

То ворча, то улыбаясь, Кларье вернулся к себе на чердак. Телефон еще не подключили. От нечего делать комиссар переставил столик на другое место, тот начал немного качаться, потом, отдернув занавеску в цветочек, проверил, хорошо ли работают краны рукомойника, поиграл немного моделью пульмановского вагона (чтобы открыть дверцу стоявшего за ним шкафа, нужно отодвинуть вагон в сторону), а в завершение стукнулся головой о фарфоровый абажур лампы. Ругнувшись для проформы — чем долго ворчать, лучше вздремнуть немного, — Кларье наконец тяжело опускается в широкое кресло, которое Марсель откопал Бог знает где! Скорей бы полковник Марей добрался до места назначения!

Кларье настолько устал от всего увиденного и услышанного за день, что, когда пришла пора ужинать, не нашел в себе сил спуститься в столовую. Он дает себе слово завтра же посидеть в ресторанчике «Отважный петух», адрес которого ему дал дивизионный бригадир, а сам звонком вызывает дежурную медсестру, в конце концов, он имеет право требовать, чтобы о нем позаботились. Ждать ему пришлось две-три минуты, не более. Раздался стук, дверь открылась, и Кларье не удержался от удивленного возгласа: «Как? Опять вы!»

На пороге стоял Марсель, любезный, улыбающийся.

— Чего-нибудь не хватает?

— Нет, все великолепно! — говорит Кларье. — Но мне хотелось бы немного поесть. Можно где-нибудь отыскать бутерброд?

Марсель весь расцветает от счастья и тотчас рвется услужить:

— Все, что угодно, господин комиссар. Вам повезло. На госпожу Галлардон дю Мюрай, что у нас на втором этаже, напал вечный голод. С той поры, как потеряла дочь, ест без остановки. Все, что под руку попадется! Доктор Мелвилль, — он ее лечит, — говорит, что это у нее стресс так выражается. Я чего слышал, то вам и повторяю. Сам я в таких вещах ни фига не смыслю. Зато хорошо вижу, как она жрет, настоящая саранча! У нее в палате буфет всегда битком набит всякой всячиной: тут тебе и курочка, и пирожные, и бутерброды. Доктор думает, что, если у нее перед глазами всегда будет много еды, она успокоится и в норму войдет. А пока этого не случилось, все лишнее нам достается. Так что можете не стесняться! Вам курочки принести, белого мясца? Или свининки? Лично я советую вам поесть паштетика из гусятины! Госпожа дю Мюрай сама-то паштет в рот не берет, потому что дочка ее, покойница, его очень любила, а это немного портит бедняжке аппетит. Вот почему ее в основном гусиным паштетом и снабжают: так доктор велел. Коли дело не пойдет, придется лечить гипнозом, всякие там махинации перед глазами делать.

— Спасибо, Марсель! Вы меня очень выручаете! — вздыхает Кларье. — Тогда два бутерброда на ваш вкус, вот, держите.