Казалось, что я должен непременно застрять, так, как застреваешь, направляясь к кому-то с нечистыми намерениями. Но дверцы открылись на нужном этаже и выпустили меня в хорошо знакомый коридор с тусклыми лампами на стенах. Видимо, мои намерения были чисты. Хотя я сам не знал толком, зачем пришел и что буду говорить. Как можно медленней я прошел к квартире Барона и застыл перед тяжелой дверью. Она хранила в себе такую тишину, словно за ней уже давным-давно никто не жил, и она пропиталась молчанием, как маслом.
– А за ней ведь и действительно никто не живет, – пробормотал я сам себе.
Внезапно в моем ватном теле наконец снова забегала кровь, и я расправил плечи. Ни с того ни с сего вихрь моих мыслей улегся и выстроился в складную цепочку. И теперь я точно знал, зачем пришел и что скажу своему наставнику. Я три раза постучал костяшками в темное дерево, и стук разнесся по внутренностям квартиры с четкостью и определенностью забиваемых гвоздей. Тишина напряглась и застыла в ожидании того, что ее разобьют. Шаги послышались не сразу, и я уже стал переживать, что его нет дома, но в конце концов в замке провернулся ключ, и я оказался лицом к лицу с Бароном.
В очередной раз я ужаснулся тому, как быстро он состарился. Морщины его тянулись еще более глубокими прорезями по щекам, чем сегодня утром, а сутулая спина придавливала его книзу. Тонкие волосы обрамляли голову прозрачной вуалью, а пальцы, которые он поспешно спрятал за спиной, заметя мой взгляд, дрожали.
– Входи, Адам, – проговорил он тихо, и облегченная радость в его голосе выдала сомнения в том, что я приду.
Отвернувшись, он побрел в гостиную, и я последовал за ним, на ходу снимая куртку. Никто не предлагал мне плюнуть на часы и снять верхнюю одежду, никто не прятался скромно за дверями с подносом. Квартира пахла затхлостью и отсутствием теплых напитков. Она пахла пылью и болотом, приправленным крепким алкоголем и сигарным дымом. Она пахла разлагающейся роскошью, в которой завелись черви. Мне вдруг ужасно захотелось остановить шаркающего Барона, развернуть его за худые плечи и прижать к себе. Но я прекрасно знал, что тем самым только усугублю его одиночество, развеяв иллюзию о том, что он в принципе способен ответить взаимностью на проявление человеческой любви. Он не был способен на него ответить. Слишком много лет и десятилетий он провел в железной неприкосновенности.
Так, один за другим, мы дошли до камина, который являлся единственным источником света и тепла в доме, и сели на те же места, на которых сидели давным-давно, когда я оказался здесь впервые маленьким мальчиком, не верящим своему счастью. Как многое изменилось с тех пор… И тем не менее мне казалось, что теперь я ближе к тому худому сорванцу с ободранными коленками и большими мечтами, чем к элегантно-надменному юноше на амстердамской вечеринке или даже к нелюдимому подростку, воображающему себя королем на корабле в Париже. Теперь у меня были ободраны не коленки, а вся душа, а мечты были направлены не на безумные приключения и мороженое, а на еще один день, проведенный с Зоей. Но я был все тем же, кем я был в начале пути с Бароном. Или вернее, я снова им стал. Пройдя замутнение рассудка, как темный лес.
Барон потянулся к графину с карамельной жидкостью, стоящему на столике, и снял с него хрустальную затычку.
– Давайте я вам помогу, – поторопился я схватить липкое стекло.
По лицу Барона пробежало недовольство, но гордость сдалась перед телесной немощью, и он кивнул. Виски забулькало в бокал. Налив специально как можно меньше, я подал напиток Барону и скользнул глазами по слегка залитому столику с разводами и крошками. Жалость в очередной раз свела мне грудную клетку, но я проглотил ее, чтобы лишний раз не злить Барона. Я уже хотел было начать что-то говорить, но все же решил подождать, и так мы сидели довольно долгое время в тишине и слушали только шуршащий и щелкающий огонь.
– Знаешь, сегодня я долго думал о том, в какой момент допустил ошибку, – сказал наконец Барон, – и, по всей видимости, их было несколько. И за это мне стоит попросить у тебя прощения.
Я удивленно поднял на него глаза. Я ожидал чего угодно, но уж точно не извинений. На плече Барона сидела Виртуэлла и приветливо поднимала одно крыло.
– Виртуэлла! – не смог сдержать я радостной улыбки.
– Да, это Виртуэлла, и у нее все хорошо, – раздраженно скривил рот Барон. – В отличие от меня. В то время как ты шутил о том, что болен…
– Я не шутил, я…
– Не перебивай меня! – сверкнул Барон водянистыми глазами. – В это время я был болен по-настоящему. Что значит был? И есть. Я не жалуюсь. И я не боюсь. Испугаться в самом конце – это значит пустить все предыдущие старания коту под хвост. Но в связи с этим… С моей грядущей… В общем, я поступал менее рассудительно и разумно, чем подобало бы в данной ситуации. Во-первых, мне, конечно, не стоило ошарашивать тебя прямо у нотариуса. Свидетели в этой ситуации были лишними. Отчасти ты даже, наверное, боялся потерять лицо перед ним.
– Барон, о чем вы?! – воскликнул я, не веря своим ушам.