Солнце восходит на западе

Что же касается меня лично, то я, читая теперь много вздора о германской армии, не могу не вспомнить тех дней, ночей и тысяч километров, которые я проехал по России, часто, в вагонах с немецкими солдатами. Мне случалось садиться в эти вагоны и на отправных станциях средь бела дня, и на маленьких полустанках среди ночи. Я не имел на себе никаких знаков, указывающих, что я корреспондент берлинской газеты. Вид у меня не всегда был безукоризненный. И наконец, я почти не говорил по-немецки. И, тем не менее, за все мои совместные поездки в одном купэ с немецкими солдатами, ни один из них не спросил меня — кто я такой, почему я еду в этом купэ и какие у меня имеются документы. Для многих это, вероятно, будет звучать невероятно, но это было именно так. И я не отдаю себе точного отчета в том, могло ли подобное произойти со мной, в этих же условиях, в среде любой из демократических армий сегодняшнего дня. Во всяком случае, некоторый опыт, приобретенный мной во время попыток поездок по западным зонам Австрии в 1945 году, заставляет меня усомниться в этом. Что же касается восточных зон Австрии 1945 г. то о них можно, конечно, и не говорить.

В политическом отношении новость, приносимая волной германской армии сводилась к короткой формуле: "Сталин — капут", "большевист — капут", сообщаемой немецкими солдатами населению и встречавшей бурное одобрение у последнего. В административном плане командование германской армии предоставляло населению почти полную свободу действий, которая привела к выборному началу сельских старост и доказала казалось бы совершенно невероятную(после стольких лет страшной диктатуры) и в тоже время понятную вековую способность русского народа строить свою жизнь на демократических началах, идущих снизу. В экономическом отношении германская армия предоставляла также большую свободу и крестьяне сами решали делить ли им землю сразу или сохранить временно коллективное пользование ею, что обычно вызывалось исключительно острым недостатком инвентаря и тяглового скота. Поборы продовольствия для армии, как правило, были вполне терпимыми и, по сравнению с советским выкачиванием "под метелку", значительно выигрывали в пользу немцев. В прифронтовых полосах это положение было длительным. На остальной части оккупированной территории этот почти медовый месяц освобождения от советской власти был кратковременным.

Ибо, за волной германской армии следовала страшная коричневая волна немецкого гражданского управления.

* * *

В промежутке между образованием Восточного министерства и назначением имперских комиссаров ("рейхскомиссар") Украины и Белоруссии, в русских антибольшевистских кругах Берлина еще существовали какие-то иллюзии по поводу возможности создания на очищенных от большевиков территориях, очагов будущей российской государственности. Наиболее оптимистически настроенные люди, одно, правда очень короткое время даже полагали, что Восточное министерство образовано с целью координации отношений русского населения и немцев и административно-технической помощи в создании новой жизни. Жители оккупированных областей, примерно, так же оценивали обстановку и, не встречая противодействия со стороны военных властей, сами стали создавать очаги самоуправления. Назначение имперских комиссаров уничтожило, как эти иллюзии, так и эти очаги.

Когда в редакцию "Нового Слова" принесли вечернюю газету с указом о назначении этих комиссаров и их портретами, помню, редактор, развернув ее сказал:

— Ну, теперь на всем можно поставить крест…

— Почему, — спросил кто-то из сотрудников.

— Вы видели эти ряжки? Вы посмотрите на них как следует, — хлопая по газете, ответил он. — Ну, чего можно ожидать от людей с такими физиономиями…

С газетной страницы смотрели физиономии, действительно, не обещающие ничего доброго. В них отражалось какое-то знамение времени. Я думаю, что если б по всей Германии надо было их специально подыскивать, то более глупых, жадных и жестоких физиономий найти было бы трудно.

Глупость, жадность и жестокость… В эти три слова укладывается вся деятельность немецкого гражданского аппарата в России. Глупость, Жадность и Жестокость — вот имена трех лошадей, впряженных Гитлером, Розенбергом и Кохом в победную колесницу Сталина, которая повезет его в Берлин. Этим трем деятелям нацистской Германии большевики, по существу, должны были бы поставить памятники, а не клясть их, ибо никто не содействовал укреплению большевистской власти в той мере, в какой это сделали они.