Солнце встает над селом Дзауга (СИ)

Сверкающий серебристый конек возник прямо перед ним. Он вращался и вращался, рассыпая снопы искр и царапая ему мозги. Под ним открылась какая-то дверца, высвободив его, и он, осчастливленный, улетел головой вниз в зияющую шахту. Эта восхитительная история бесконечного полета или падения местами грубо и грязно обрывалась, и какие-то жестокие силы выволакивали его на свет. Тогда он чувствовал боль, и ему мерещились отвратительные размытые картины в мутно- молочном дыму: то как Габарай, пыхтя волочит его на себе вниз по захарканной лестнице, то маячащие огни разбитого светофора и невыносимый вой машин на перекрестке, то лабиринт больничных коридоров, катящихся навстречу, и кусающих со всех четырех сторон… И постоянно, каждую секунду ему слышался голос Габарая, его шаги рядом, прикосновение его крепкой руки, единственного, что упрямо и назойливо удерживало его, как канат над пропастью, ни в какую не отпуская, не позволяя полностью уйти… И еще… иногда стальные искры безжалостно прорезали спасительную мглу, и он отчетливо видел его встревоженное лицо и небесные глаза… Глаза своего бесценного друга. Подобное умилительное беспокойство он наблюдал только в глубоком детстве на лице своей мамочки, когда в шесть лет попал под машину, и его везли на операцию.

Потом начался настоящий ад. Приступы дурноты накатывались багровыми волнами. Он то проваливался в глухую темную сырую дыру, то просыпался и видел сквозь туманную завесу призрачные фигуры в белом, толпящиеся вокруг него, то его доканывали кровавые галлюцинации, и это было самое страшное…

Когда все закончилось, он ни за что не смог бы определить. Он проспал после этого много часов, и когда открыл глаза, то увидел огромное восходящее солнце. Серые крыши, силуэты домов, черные неподвижные деревья – все это карикатурно ютилось за окном, и над горизонтом величаво громоздился молодой диск. Пунцовый, каких-то паранормальных размеров, как с картины сумасшедшего художника.

Было тихо. Алан чувствовал приятную леденящую пустоту во всем теле, будто внутри него гулял сырой подвальный ветер.

Рядом с его кроватью что-то скрипнуло. От этого звука сделалось спокойно и уютно. Кокой знал, КТО это.

-Что, пинчер, оклемался?

Алан медленно повернул голову. Габарай смотрел на него и довольно улыбался. Взгляд у него был вымученный.

-Хуево выглядишь… - пробормотал Алан.

-Зато ты – охуительно! После реанимации, - он подался вперед – Ты в завязке, Борщевский.

-Кто сказал?

-Я сказал.

-А шлифонуть?

-А в табло?

Алан скривился.

-Позаботься лучше о себе, Габарай.

-Это не в моей компетенции, - он улыбнулся – Обо мне будешь заботиться ты. И моя сестра. Ну, и пацаны.

Алану вдруг стало противно. Он закрыл глаза, чтобы не видеть его тошнотворной улыбки.

-Давно я здесь?

-Уже два дня. Но я тебя сегодня домой заберу после капельницы. Эти врачи – олени голимые. Ты вообще помнишь что-нибудь?

-Да.

-Знаешь, что потом было?

-Заткнись, по- братски. - Ему не хотелось ничего слышать и ничего знать. Отвращение в нем росло с каждой секундой. – Габо, вечно ты все говняешь, - сказал он. Или ему показалось, что он это сказал?

-Кстати, тут в соседнем отделении наша подружка. Я Хачику сказал, он ее привез.

-Да… Правильно. На фиг надо, чтобы она сейчас подохла.

-Ну, ты и говнюк! – Тимур все улыбался.

-Габарай, не мог бы ты свалить отсюда?

-Я ей сегодня апельсины отправил…

Кокой устало отвернулся к окну и снова стал смотреть на зреющее, расправляющееся солнце.

-Молодец.

   17.

-Боже мой, Инга! – причитала Яна – Ну, скажи, чего ты добилась? Все, все, как один тебе говорили, что будет только хуже, а ты уперлась рогом! Какой кошмар, Господи! Ну что, теперь ты убедилась?

Инга лежала на больничной койке, отрешенно уставившись пустыми глазами в потолок.

-Ну, не молчи ты! Скажи хотя бы слово, умоляю!

-Да. Убедилась.

Яна с трудом сдерживала слезы.

-Ты играла с огнем и доигралась! Думала, это все шуточки, да? Думала, они блефуют?

-Я их недооценила…

-Яна, угомонись, - буркнул Марик – Хватит уже!

Инга медленно опустила свинцовые веки. Каждое движение причиняло ей боль. Яна была права. Она сама во всем виновата. Она думала, что хуже уже быть не может, но они доказали ей обратное. Чертово заявление!!! И как теперь жить дальше?

-Все будет хорошо, - сказал Марик, словно прочитав ее мысли – Ты очень сильная девочка, Инга. Ты все сможешь пережить.

Она осторожно набрала воздух в легкие, болезненно ощущая каждое свое ребро, и осторожно выдохнула.

-Что теперь делать, Марик?

-Выздоравливать. Жить.

Инга замолчала. Яна и Марик долго слушали ее тяжелое, размеренное дыхание. Им показалось, что она снова уснула.

-Как отреагирует Олег, если я теперь заберу заявление? – выдавила она наконец.

-Думаю, он все поймет. Он и так считает тебя самой мужественной девушкой на свете.

-Я устала… - пробормотала она и опять замолчала. В палате висела густая ватная тишина. Было слышно как где-то на этаже размерено капает вода. Капля за каплей. Десятки, сотни ударов… – Позвони ему, Марик, - сказала она неживым голосом и повернула к нему изможденное лицо – Скажи, что у меня есть новые факты для дела…

   18.