Солнце встает не для нас

— Нет, мсье. Да это было бы и невозможно при нашей системе вахт. Больные заходят в лазарет при первой возможности. До нас ведь рукой подать. Как говорит капитан, на подлодке не заблудишься, все ходы-выходы задраены.

— А что это за ящик я у вас видел?

— Это наш «кооператив». Ну, кооперативная лавочка, если хотите. Торгуем всякой дребеденью: конфетами, жвачкой, бритвенными лезвиями.

— И вы этой лавочкой заведуете?

— Нет, мсье, — хмыкает Легийу, — ею заведуете вы. А я только продавец.

— И в чем же состоят мои обязанности заведующего?

— Вам придется подбивать бабки в конце плаванья.

Я с безучастным видом кручусь по лазарету, глазею по сторонам. В конце концов не выдерживаю и спрашиваю:

— А не странно ли, что эта торговая деятельность уживается с медицинской службой?

— Одно другому не мешает. Вы скоро увидите.

— А доходы она приносит, эта лавочка?

— Разумеется, начальство покупает у нас разную ерунду, а потом раздает ее в качестве призов победителям всяких там игр и конкурсов. Хорошо расходятся поздравительные открытки с изображением нашей посудины — моряки посылают их родным и знакомым на Рождество.

— И дорого они стоят?

— Не дороже денег. Сами понимаете, парни гордятся нашей подлодкой.

В дверях появляется посетитель. Высокий, плотный, в засаленной спецовке.

— Привет, Легийу! А где наш новый эскулап?

— Я к вашим услугам.

— Ох, простите, господин доктор! Позвольте представиться, старшина Бишон.

— Здравствуйте, Бишон. Что вас привело ко мне?

— Да так. Горло болит и кашель.

— Понятное дело, — говорит Легийу. — Бортовая вентиляция.

Прослушиваю его. Осматриваю горло.

— Ничего серьезного. Легийу даст вам пастилки и микстуру от кашля. Температура у вас есть?

— Не уверен.

— Легийу, поставьте ему градусник.

Тем временем я заполняю историю болезни: любое недомогание, даже самое пустяковое, должно быть увековечено на бумаге. Начальство у нас без волокиты жить не может. Четверть часа — на осмотр, четверть часа — на писанину.

— Тридцать шесть и восемь, — объявляет Легийу. — Рано еще тебя упаковывать в целлофан и загружать в холодильник.

Бишон смеется. Этакий бонвиван, веселые глазки так и шныряют по сторонам, но чересчур уж полноват, видно не дурак поесть.

— Вы следите за своим весом, Бишон?

— Пытаюсь. Да уж больно тут кормежка классная.

— Что у вас за профессия, Бишон?

— Маслопуп в машинном.

— Как это понимать?

— Ну, механик я, в машинном отделении.

— И жарко у вас там?

— Еще бы! До тридцати пяти доходит. Не будь холодильников, и все пятьдесят было бы.

— Каких холодильников? — удивляюсь я. — Кухонных?

— Да нет, — улыбается Бишон, — не кухонных. У нас своя аппаратура, которая остужает воду и гонит вдоль стен по трубам. А потом вентиляторы разгоняют холодный воздух по всему отсеку.

— Поэтому-то вы вечно и ходите с бронхитом, — вставляет Легийу.

— Не только поэтому. Сам посуди, в машинном у нас тридцать пять, а в столовой сколько? Двадцать два от силы. Пойдешь поесть — и мигом простудишься.

— А ты не ешь. Похудание тебе на пользу.

— Не могу, — говорит Бишон. — Баб тут нет, выпивки тоже, надо же хоть чем-то себя вознаградить.

— А почему бы вам не надеть что-нибудь потеплее, когда вы идете обедать?

Бишон без особого энтузиазма соглашается.

Вообще механики — это не какие-нибудь там дохляки, а народ мужественный, закаленный, им не привыкать управляться со своими насосами, клапанами и вентилями. Этим «промасленным бушлатам», как они сами себя называют, нипочем ни холод, ни жара, ни сквозняки, ни шуточки, такие же сальные, как их робы.

За день я принял добрых полдюжины моряков; все они жаловались на пресловутую триаду «ухо-горло-нос».

— Понятное дело, — с довольным видом резюмирует Легийу. — Вентиляция виновата. Но через недельку все утрясется.

Возвращаясь к себе в каюту, я сталкиваюсь в коридоре с Жакье, которого не видел с тех пор, как он провожал меня накануне на мостик.

— А я вас ищу, доктор, — говорит он с детской улыбкой. — Командир просил вас зайти в кают-компанию.

— Иду. А почему так получилось, Жакье, что мы с вами не встретились там ни вчера, ни сегодня утром?

— Мы с Вильгельмом работаем посменно: неделю он, неделю я. Сейчас его черед.

— А вы чем теперь заняты?

— В основном уборкой офицерских кают. Вытираю пыль, драю умывальники, заправляю койки. Кстати, доктор, я заметил, что вы сами сегодня застелили свою койку. Я бы попросил вас больше этого не делать.

— Почему?

— Да потому, что матрасы у нас набиты тонкой стальной стружкой, можно пораниться, когда заправляешь простыню. Сколько случаев было.

— Спасибо за предупреждение, Жакье.

Мы прощаемся, я двигаюсь в кают-компанию. Все четыре кресла там пустуют. Как только я устраиваюсь в одном из них, невесть откуда выныривает Вильгельм:

— Не хотите ли чаю, доктор?

— С удовольствием.