Солнце встает не для нас

Чудовищная цифра. Но это еще не самое худшее. По мнению тех же ученых, выброс в атмосферу огромного количества пыли, копоти и дыма, вызванный не только самими взрывами, но и страшными пожарами, которые тут же займутся повсюду, приведет к тому, что солнечный свет померкнет и вся планета по крайней мере на год погрузится «во тьму и холод».

Согласно их подсчетам, температура даже в летнее время опустится намного ниже нуля, в результате чего вымерзнет вся растительность. Кроме того, растительный фотогенез станет вообще невозможен из-за постоянной темноты, так что животные и люди если и не совсем лишатся источников питания, то, во всяком случае, станут испытывать в них крайнюю нужду.

Вспыхнувший вследствие этого голод убьет, по всей вероятности, два с половиной миллиарда человек, а к голоду прибавится еще одна напасть: увеличение количества окислов азота в атмосфере разрушит защищающую нас озонную оболочку, вслед за чем возрастет ультрафиолетовая солнечная радиация. Людям и животным будет угрожать слепота, их ослабленная иммунная система не сможет больше противостоять болезням.

Ознакомившись с исходом этой грандиозной катастрофы, в которой погибнет три миллиарда человек, с некоторым удивлением узнаешь, что вопреки всему полтора миллиарда землян уцелеют — главным образом, жители Южного полушария. Менее всего пострадает население Австралии и Новой Зеландии.

Я не читаю эту книгу. Я ее только просматриваю. В ней много повторений, да оно и неудивительно — все ученые с поразительным единодушием рисуют одинаковую картину; она тем более впечатляет, что в их высказываниях не чувствуется никакой политической подоплеки.

Смотрю на часы. Пора идти переодеваться. На пороге я сталкиваюсь с Верду.

— Смотрите-ка, — восклицает он, увидев у меня в руках книгу, — вы читаете «Тьму и холод»?

— Да, жутковатая вещь.

— А вот генерал Галлуа нашел это описание Земли после ядерной катастрофы преувеличенным, неправдоподобным. Назвал его «отчетом для кинематографа».

— Вот уж не знал, что он имеет отношение к физике.

— Он к ней отношения не имеет. Он смотрит на все это с другой точки зрения. Ему кажется, что ни один руководитель государства не решится развязать ядерный конфликт, поскольку это было бы равносильно самоубийству.

— А что ты сам думаешь об этом?

— Вы, господин генерал, изволите рассуждать чересчур наивно, — выпаливает мой юный друг, вытягиваясь по стойке «смирно», но не скрывая ехидной улыбки в уголках губ. И продолжает: — Можно ли хоть на миг сомневаться в том, что, будь у Гитлера такая возможность, он развязал бы ядерную войну?

— Не спорю.

— А ведь в истории было много ему подобных. Мудрость, к сожалению, не является основным достоинством сильных мира сего. Я сейчас читаю книжку Барбары Тачмен «Безумный бег истории». С помощью тщательно подобранных примеров она показывает, что множество правителей — со времен Троянской войны до войны во Вьетнаме — проводили абсурдную, а подчас и самоубийственную политику, полностью противоположную интересам их стран.

— Когда кончишь, дай почитать мне.

— Что за поразительная жажда знаний, — изрекает Верду, принимая высокомерный вид, — особенно для простого эскулапа.

— Как знать, — говорю я, — быть может, ты видишь перед собой не круглого дурака, а всего лишь квадратного.

— Но зато чрезмерно самонадеянного! — восклицает Верду, патетически воздев руки.

Глава VI

У нашего кока Тетатюи редко выдается минутка для разговора. Однако он может позволить себе маленькую передышку после двух часов дня.

Он заглянул в лазарет с жалобой на небольшое растяжение связок в правом локтевом суставе и теперь, после осмотра, сидит, прислонившись к операционному столу, смотрит на меня и вздыхает. Ростом он не выдался, зато плечист, плотен и широколиц. А глаза у него такие огромные, словно вобрали в себя всю пронизанную солнцем безбрежность Южных морей.

— Наконец-то мне стукнуло тридцать три, — говорит он со вздохом. — Еще три года — и на берег.

— Вам так не терпится уйти в отставку?

— Отставка — не самое главное. Главное — отдых. Вы понимаете, доктор, французы из самой Франции думают только о работе. Работа! Работа! Они прямо помешались на своей работе! Чокнулись!

— По-вашему, это будет маамаа…

— Нет, доктор, маамаа — это по-таитянски. А у нас на Рикитеа чокнутых зовут поковеливела.

— Я слышал, что большинство коков, уйдя в отставку, открывают собственные рестораны.

— Только не я! — восклицает Тетатюи. — Сойду на берег — и близко не подойду к плите. Пусть жена этим занимается.

— А не будет вам скучно на Рикитеа, когда вы уйдете в отставку?

— Еще чего? Я займусь выращиванием искусственного жемчуга. У меня есть знакомый японец, он растолкует мне, что к чему. Я обучу моих односельчан, они и будут работать. А я и пальцем о палец не ударю.

— Но для разведения жемчужин нужны прибрежные участки…

— Этого добра у меня навалом. Я владею четвертью острова.

— Вы владеете четвертью острова Рикитеа?