Солнце встает не для нас

— Позвольте представиться, доктор, меня зовут Жакье. Я один из двух стюардов в кают-компании. Командир просил вам передать, что вы можете подняться на мостик и в последний раз взглянуть на землю.

Этот Жакье, маленький быстроглазый брюнет, не величает меня ни «мсье», ни «господином врачом», а зовет просто «доктором». Оттого, вероятно, что, по его убеждению, он принадлежит к привилегированному обществу кают-компании; так метрдотель считает себя членом клуба, который он обслуживает. «Не belongs[3]», как сказал бы англичанин.

— Я провожу вас, доктор,— предлагает Жакье, видно думая, что без него я непременно заплутаюсь во чреве ПЛАРБ.

«Мостиком» на подлодке называется башенка с двумя торчащими из нее отростками вроде плавников (на самом деле это перья горизонтальных рулей), которые придают ей весьма своеобычный вид. На верхушке башенки понатыкано бог знает сколько маленьких мачт, антенн и перископов, к тому же она округлая только спереди, а сзади заостряется, видимо для увеличения обтекаемости при погружении. У самих подводников она известна под названием «купель», потому что, когда подлодка идет в надводном положении, там можно вымокнуть до нитки, я сам в этом убедился.

Жакье открывает люк, ведущий на мостик, и тут же его за мной захлопывает, чтобы вода не просочилась вовнутрь. Как только я распрямляюсь, море с ветром закатывают мне здоровенную оплеуху.

Солнце сияет вовсю, но прямо в лицо хлещет зюйд-вест, а соленые брызги слепят до того, что я вынужден повернуться спиной к ветру, чтобы хоть что-то разглядеть.

«Последний раз взглянуть на землю» — это выражение обретает вполне определенный и даже несколько драматический смысл для того, кому предстоит провести два с лишним месяца на глубине ста — ста пятидесяти метров, ни разу не всплывая на поверхность. Посему «последний взгляд на землю» — это еще и взгляд на солнце и облака, в особенности на облака, которые кажутся людям, готовящимся к долгому затворничеству в подлодке, такими свободными и счастливыми странниками лазури. Земля и небо. Родные и близкие. Да разве перечислишь все, с чем ты должен расстаться!

Чем ближе мы подплываем к узкому выходу из гавани, за которым нас ожидает открытое море, тем сильнее оно вспучивается и опадает, тем яростней секут нас волны и ветер. Я промок насквозь, меня порядком укачало — такое ощущение испытывает, наверное, плюшевый мишка, когда его вертит туда-сюда расшалившийся малыш.

Отряхиваясь, я спускаюсь на несколько ступенек вниз, где, притулившись за корпусом рубки, о которую с шумом разбиваются волны, курят двое офицеров, наслаждаясь последними затяжками.

— Сразу видно, доктор, — обращается ко мне один (все, разумеется, поняли, кто я такой),— сразу видно, что море дало вам хорошую выволочку. Считайте, это ваше первое боевое крещение на подлодке. второе состоится в середине плаванья.

— Извините,— возражаю я,— я уже ходил на обычных подлодках.

— Никакого сравнения, доктор. ПЛАРБ — это особая статья.

Они смеются, поглядывают на меня дружелюбно и чуть ли не ребячливо, но с оттенком некоего превосходства. А когда я открываю люк, чтобы спуститься вниз, напоминают:

— Не забудьте закрыть за собой дверь, доктор! Нечего разводить сырость.

На этом мои мучения не кончаются. У подножия трапа меня поджидают трое молодых офицеров — их, надо думать, подослал Жакье — они с шуточками и прибауточками обступают меня и наперебой суют в лицо воображаемые микрофоны, будто бы берут интервью для телевидения. Я с удовольствием включаюсь в игру.

— Поделитесь вашими впечатлениями, доктор!

— Тут сыровато, да к тому же пересолено.

— А знаете ли вы, доктор, отчего здесь так сыро?

— Да, мсье. Мы потому и зовемся подводниками, что очертя голову ныряем под воду, а не барахтаемся на поверхности. Нырять так нырять!

— Молодец, доктор!

— Здорово выкрутился!

— И последний вопрос, доктор: вы плавали на обычных судах, так с какой же стати перешли теперь в подводники?

Я быстро прикидываю: если сообщить им истинную причину — читатель о ней уже знает,— не миновать мне жуткого позора. Принимаю важный вид и говорю:

— Должен вам признаться, господа, что я не умею плавать. А подлодка — это единственное судно, на котором не рискуешь свалиться за борт.

После чего я спешу улизнуть. Пробираюсь в свою каюту, стаскиваю с себя мокрый плащ, закрываю дверь и растягиваюсь на койке.

Стук в дверь. На пороге появляется посетитель.

— Курсант Верделе!

Я встаю, пожимаю ему руку.

— Здравствуйте! Вы здесь проходите воинскую службу? А чем занимались до призыва?

— На какой из вопросов прикажете отвечать в первую очередь?

Я улыбаюсь.

— На второй.

— Изучением политических наук. В Национальной административной школе.

— Матерь божья, как сказала бы моя консьержка, есть же на свете люди, у которых голова не мякиной набита. Стало быть, вам когда-нибудь вручат бразды правления?

— Не беспокойтесь, уж я-то сумею их удержать! А теперь, доктор, вот вам приказ старпома: велено сопроводить вас в кают-компанию, время обедать.

— Минутку, я только приведу себя в порядок.