Солнце земли Русской

Трижды пропели, а ему казалось, что много раз. И откуда-то издалека долетело до него пение органа, слегка смутило душу и унеслось. А когда всё закончилось, ему казалось, что чудо продолжится, и точно так же, как пел, он станет легко и свободно говорить по-русски. Увы, ничего подобного не произошло. Язык его не хотел ворочать незнаемые камни русских слов.

Весь день потом он, да и оба его соплеменника ходили под впечатлением чудес таинства святого Крещения. И решили, что в субботу Светлой седмицы, на которую было назначено обручение Александра, предшествующее браковенчанию, все трое перейдут в русское вероисповедание.

Глава девятая ОБРУЧЕНИЕ

С самого утра субботы Александра рыдала. Так было положено перед обручением. С нею были подруги — Евпраксия, Пелагея и Мелания, а если проще — Апракса, Палаша и Малаша. Они пели печальную песню про то, что больше не бегать им со своею резвою подружкой, у которой теперь будет две косы, а у них останется по одной, покуда и их не сосватают. И княжне под эту песню плакалось еще лучше, а вообще-то, слез ей было не занимать, прежде всего потому, что все эти дни она сильно страдала. Всё ее существо переполняли страстные желания поскорее стать женой прекрасного князя Александра Ярославича, так сильно переполняли, что плохо спалось по ночам и всё время хотелось есть, но еда не успокаивала ее.

Светлая седмица к тому же выдалась до того весенняя, до того переполненная упоительными и волнующими запахами, что страдания юной княжны становились совсем уж невыносимыми. Она уже даже злилась на своего жениха за то, что он такой правильный и не может похитить ее. Недавно ей вслух читали повесть про Девгениево деяние, и вот какая родилась у нее тут, в Торопце, дерзновенная мечта — написать Александру грамоту наподобие той, которую сочинила Девгению влюбленная Стратиговна: «Аще имаши любовь ко мне велику, то ныне мя исхыти!» Далее мечта княжны Александры обретала некие расплывчатые очертания, и, тем не менее, это волновало ее куда больше, чем ежели бы у нее было что-то осознанное и продуманное. Скачет конь, на коне Александр везет ее, похищенную, неведомо куда, через дремучий лес, по бескрайним полям, отбивается от врагов и преследователей, всё мелькает, конь храпит… Хорошо!..

Но никакой грамоты Брячиславна своему жениху так и не отправила, и это ее ужасно огорчало, что не будет никакого умыкания и до вожделенного часа их сопряжения еще ох как далеко! Даже сегодня предстоит лишь обручение, а венчание и свадьба — только завтра, потому что до окончания Светлой седмицы никаких свадеб не совершается, всякое супружество воспрещено.

— Ты, Саночка, и впрямь так плачешь, будто ни в какое замужество не хочешь, а говорила, что тебе Ярославич смерть до чего люб, — закончив песню, сказала Малаша.

— Так она оттого и рыдает, что он ей люб, а свадьба токмо завтра, — рассмеялась сметливая Апракса. — Что? Попала я?

— Попала… — вытираясь полотняной ширинкою, проворчала княжна. — Спойте теперь про Алконоста[29]. Запевай, Апракса!

И Евпраксия Дмитриевна затянула новую песню:

К Алконосту стеркови[30] прилетали…

Малаша и Палаша подхватили:

С самого Ксанфона[31] — реки.

Они вранов и галиц одолели…

Но дальше они спеть не смогли, потому что за дверью раздался шум, встревоживший Александру и ее подружек так, что все четверо разом вскочили на ноги. Шум все нарастал, и вот уж дверь распахнулась и торжественный отец возник на пороге:

— Жених, Саночка! С подарками к обручению!.. Он тотчас встал лицом к двери в ожидании, но не утерпел и, повернувшись вполоборота, похвастал:

— Каких жеребцов мне привел в подарок!.. Снова воззрился на дверь и, поскольку гости где-то замешкались, еще раз похвалился:

— А седла на них золоченые, узорные, эх!.. А уздечки…

Тут пред ним появились сам великий князь Ярослав Всеволодович и двое его братьев — Борис и Глеб, все трое в нарядных ферязях из наилучшего аксамита, в червленых сапожках да в шапках, отороченных соболем и горностаем. Лица у них были наигранно озабоченные. Первым заговорил Глеб Всеволодович:

— Исполати, хозяева! Долгая лета и здравия!

— И вам здравствовать до второго пришествия! — весело отвечал князь Полоцкий. — Что невеселы, гости дорогие?

— Лошадушка у нас потерялась, не прискакала ли к вам? — спросил старший из двух Александровых стрыев, Борис.

— Слышали звон копыт, да мимо пролетела пропажа ваша, — развел руками Брячислав.

— Так у нас еще и лодушка отвязалась и по реке уплыла, — продолжал Глеб. — Не заплыла ли в ваши пристани?

— Слышали плеск, да мимо проплыла вторая пропажа ваша, — улыбнулся Брячислав.

— Ну, стало быть, прощайте, — сказал Борис, все трое поклонились, повернулись, чтобы уходить, но тут Ярослав, словно бы невзначай, обернулся и спросил:

— А еще у нас ладушка потерялась, убежала своими сахарными ножками и не можем сыскать. Не у вас ли в палатах прячется княжна молодая, нашему князю суженая?

— А как звать-то ее?

— Василисой Микулишной.

— Несть такой.

— Вассой Патрикеевной.

— И такой не знаем.

— Александрой Брячиславной.