Солнцестояние, или Мало-Александрийская история

– А когда у них родился сын Миша, похожий на свою мать, дед и сам женился. Так ему посоветовали умные люди. Женись, мол, и всё пройдёт, уляжется. И детишки свои выведут тебя к новой жизни вместе с новой любовью. Ждать пришлось недолго. Из Тамбова привезли ему невесту. Хорошую, добрую, покладистую. Так в нашу родню влились новые родственники. Они же оказались и новыми христианами, только что принявшими молоканскую веру. В Тамбове она возникла. Модное в ту пору течение. Потихоньку тамбовчане увлекли весь Чембар своим привлекательным и соблазнительным вероисповеданием. Уж больно убедительными были их речи. Умные были проповедники. Местный поп, хоть тоже не дурак и не менее просвещённый, не очень-то противился. Не выдержал, так сказать, конкуренции по силе убеждения. Его паства уменьшилась, а последователи молокан множились как на дрожжах. Так и мы стали приверженцами нового понимания христианства. Угораздило нас. За то потом и поплатились по-полной. Эх. Да, бессердечно поплатились. Выслали нас куда подальше. То есть, как видите, сюда. В чужие края. Отлучили от родины. Хе-хе. Вот что, друзья мои, в конце концов, делает нереализованная любовь! Наикрепчайшая и непреодолимая, но безнадёжная. Вот её дальнейшие последствия. Хоть и, как говорится, косвенные. Правда, как я понимаю, ничего косвенного вообще не бывает. Всё – в единой связке… Ну, детишки у тамбовчанки действительно появились. И вышел на свет Божий мой отец, Иван Силантич. Ванечка. Были и другие, но померли, царство им небесное. А когда Ваня чуть-чуть подрос, Елизавета Алексеевна, помня деда моего, повелела как-то раз тому же кучеру, который с хлыстом, привезти их обоих в Тарханы. Без посредства орудия понуждения. Ласково привезти. Задумала она погулять вместе с ним и детьми в парке. И походить по уж очень знакомой Силантию Липовой аллее. Маша-то, к тому времени умерла. Вот оно как. Возможно, приглашение тогдашнее чем-то могло успокоить её тягостное и не рубцующееся горе. Добрые дела всегда помогают осадить отчаяние. Подумала, пусть мальчишки подружатся меж собой, коли не вышло ничего у их родителей. Тогда и познакомились два малыша. Ваня и Миша. Такие дела. Встречались они редко, но с большой охотой проводили время этих встреч. Сначала вместе со взрослыми, затем самостоятельно. И здесь, на Кавказе оказались в один и тот же год. По решению императора Николая Первого. Жёсткий был царь. Он ведь декабристов даже повесил. Да. Правда, Мишу сослали на Северный Кавказ, а батюшку моего на Южный, то есть, сюда. Отец говорил, будто видел Мишу в Пятигорске. Издалека. В последний раз. Убили Мишу там. Так жёсткость царя отозвалась жутким эхом. Тоже косвенно ли? Нетушки. Всё – в единой связке… Не оставил Миша никого из наследников. Только бабушку свою, Елизавету Алексеевну, совсем одинокую. А Ваня? Да вот он я, перед вами. Василий Иванович. И дочку свою, первое дитя назвал в честь незабвенной возлюбленной деда моего – Марией…

Василий Иванович возвысил голос и обратил его к своему племяннику Дядьке-Тимофею, весело о чём-то шепчущегося с Павлом:

– А знаешь, Тимка, годков у Миши тогда было всего столько же, сколько тебе теперь!

Между тем, после недолгого совещания у Императора, Ульянову дали возможность стажироваться в обоих министерствах столько, сколько необходимо для окончательного решения. Так, в полдень зимнего солнцестояния он, уже будучи потомственным дворянином, был представлен Совмину в качестве нового министра в Мариинском дворце, когда Людвиг Мис проходил мимо, гадая личную впечатляющую думу.

Много кому на Земле приходили мысли о предстоящих крупных и скромных делах на созидательном поприще. Выстраивались планы самых привлекательных событийных цепочек. Но история выказала выверт.