— Простыни на палубу! — командовал Моряков. — Наволочки на палубу! Всё — на палубу!
Он не назвал только полотенец, потому что полотенце, как и зубная щетка, у каждого должно быть своё.
Кок Борщик готов был предложить для паруса даже свой любимый фартук. Но такой жертвы сердобольный капитан принять просто не мог.
Наконец всё лежало у носового трюма, между мачтой и динозавром. Дело оставалось только за нитками и иголками. Нитки нашлись.
— Иголки! — крикнул Солнышкин.
— А все иголки у боцмана, — сказал Борщик.
И все увидели, что Петькин опять старается укрыться за мачтой.
— Тебе же говорят, иголки! — повторил Солнышкин.
И тут он вспомнил, как Петькин что-то показывал японкам у одного швейного магазина...
А Федькин присвистнул и закивал:
— Так-так, и иголочки загнал...
— За борт его! — крикнул Мишкин.
— За борт! — безжалостно указал пальцем в сторону океана Челкашкин.
Моряков пытался остановить команду:
— Подожди, нельзя же так сразу.
Но Федькин закачал головой:
— Нечего ждать! — и заковылял подбирать обломок своего костыля.
И кто знает, какими неприятностями для жадноватого боцмана кончилась бы эта стычка, если бы не крик ходившего по мостику с биноклем в руках Пионерчикова.
Пионерчиков показывал рукой куда-то вправо и что было сил не кричал, а орал:
— Смотрите, вон он! Есть, есть! Самый настоящий, но почему-то двуглавый!
ЕСТЬ, ЕСТЬ! ТОЛЬКО ДВУГЛАВЫЙ!
Основательно возмужавший штурман Пионерчиков на палубе среди команды появлялся теперь довольно редко.
Во-первых, вместо пионерских законов он теперь озабоченно разрабатывал разные проекты, писал одно за другим письма президентам, секретарям и выкладывал им советы за
советами. Как поступать, что делать и чего делать не следует, чтобы жизнь на земле стала если не тра-ля-ля какой весёленькой, то хотя бы просто весёлой! Чтобы продуктов на столе было больше, а шишек на голове меньше, чтобы на всех судах всё время было горючее... И почти от каждого президента или секретаря штурман получал в ответ искреннее «спасибо» и только изредка шишку на голову.
Но когда он приплывал домой, одного президента уже не было, а новый о предложениях Пионерчикова ещё ничего не знал. Всё везде кувыркалось по-прежнему. И озабоченный штурман садился за новое послание новому президенту...
Во-вторых, каждый день он ждал радиограмму от жены, бывшей дневальной парохода «Даёшь!» Марины Пионерчиковой, которая водила похожих на Пионерчикова двойняшек_во второй класс и сообщала через Перчикова об их успехах. Иногда приходили радиограммы, похожие на военные шифровки: «Сегодня три плюс четыре», «пять плюс три», «пять плюс пять».
Изредка, прочитав «пять минус три на двоих», Пионерчиков сжимал узорный ремешок на бангкокских шортах и приговаривал:
— Ничего, ничего! Вот вернёмся — и тогда всё сразу и сплюсуем и сминусуем!
А когда от жены вообще не было радиограммы, он бегал возле рубки так, что Пер-
чинов начинал бросать прямо-таки сокрушительные фразы:
— Не разрушай палубу! Тебя же предупреждали! Нечего было жениться!
И Пионерчиков брал себя в железные руки и снова ждал радиограмм.
Но больше всего времени он отдавал дежурству на мостике. Пионерчиков проводил там дни и ночи, потому что один приятель, старый морской мамонт, как-то вспомнил, что они всей командой видели в Индийском океане гигантского морского змея, который на длинной шее поднимал громадную голову и шлёпал по воде ластами.
— Так это же плейзиозавр, это живой динозавр! — воскликнул впечатлительный Пионерчиков и теперь всё свободное время ходил по мостику с биноклем и Солнышки- ной кинокамерой в руках.
Остальные тоже иногда рассуждали о возможности существования ещё живых динозавров. Кое-кто говорил: «Чушь! Им сейчас кормёжки на один зуб не хватит!» Другие сомневались — и нет-нет, а бросали пристальный взгляд на океан. Не сомневался один Пионерчиков.
Рядом с ним на ветру подсыхали морские звёзды, крабьи клешни, алые раковины. Впереди среди волн парили летучие рыбы, иногда щекотали воздух акульи плавники. Но динозавров — не было.
— Оставь эту ерунду! — советовал снизу Борщик, навещавший пингвинов.
— Брось эту муру! Вон в трюме семидесятимиллионнолетний. Бери тряпочку и натирай, чтоб блестел, как пупсик из магазина! — рекомендовал Федькин и кивал на трюм.
Все умничали.
И вдруг на весь океан разлетелся этот потрясающий крик: «Есть, есть, только двуглавый!»
И точно! Справа по борту «Даёшь!» приближалось нечто двуглавое.
Одна голова более чем спокойно лежала над водой, следя за второй. А вторая быстро наклонялась взад-вперёд, взад-вперёд. По бокам существа над ластами вспыхивали алые брызги, и, трассируя, разлетались быстрые летучие рыбы.
Команда сгрудилась на носу.
Впереди всех, высунув язык, стоял Верный. За'ним с биноклем в руке Моряков, Челкашкин, Солнышкин, и все, отложив парусные заботы, всматривались вдаль.
И старый динозавр, казалось, старался повыше высунуть голову из трюма и удостовериться, что кто-то из его потомков или современников может ещё заживо пересекать океан...
— Да, — произнёс Моряков. — Что-то движется. И бесспорно двуглавое.