Соло

Могучее тело поезда, который отправлялся один раз в три недели с окраины страны в центр, делилось на две части. В первой горел яркий свет, велись беспричинные беседы и пахло железнодорожным обедом, а второй был отведён для тишины и подмигивания тусклых лампочек под потолком. Они гасли и загорались в ритме поезда, и Лео от безделья выстукивал мелодию в такт с его движениями.

Время от времени в этом вагоне перевозили почту или небольшие партии товаров для жителей Большого города, а в купе ехали преступники на слушание в Центральный суд, прослывший самым справедливым в стране. Сегодня соседями Лео были несколько мешков рисовой муки и маленькая коробка с приглашениями на свадьбу, но лишь небольшое окно под самым потолком вагона приковывало взгляд пассажира. Он в очередной раз посмотрел на клочок ночного неба и понял, что поезд приближается к океану, как только в маленьком квадратике в стене появились чайки.

Рассматривая звёздно-белокрылых птиц, то взлетающих, то падающих в панораме окна, Лео думал о том, что всегда нужно стараться, чтобы увидеть прекрасное. Напрячь зрение или приподняться на носках, подтянуться за раму и, наконец, увидеть предрассветное небо, но для начала хорошо постараться.

Он осознал этот факт в свои 14 лет, когда ушёл из дома на поиски приключений, которые, он надеялся, не предназначены для подростка «с безупречной наследственностью». Когда смотрел на небо, сидя на холодном асфальте после драк из-за обострённого чувства справедливости; когда убирал оставленные посетителями бокалы в баре и находил забытую мелочь; когда падал в кресло автомобиля хозяина аптеки и разъезжал по ночному городу. Каждый раз он давал себе обещание, что будет стараться находить прекрасное.

Но всего этого было недостаточно. «Не так стараешься», – звучало в его голове без остановки. Он выбирал места и события, которые пугали, выходил из зоны комфорта, как только мог, жил впроголодь, обманывал, нарушал границы, но всего этого было недостаточно, чтобы перебороть свой социальный статус. Это было клеймо, и больше он не мог его нести.

Конечно, он знал, что не нужно было говорить с тем незнакомцем в баре. Ох, как же хорошо, он это знал! И именно поэтому заговорил.

К совершеннолетию Лео так и не смог найти своё место, понять предназначение и заслужить имя. Родители говорили, что каждый должен ставить галочки возле этих пунктов: занять нишу, вырасти, добиться и так много всего успеть. А он не смог. И сейчас в этом вагоне с известным направлением у него на душе не было ничего, кроме неадекватного чувства удовлетворения, ведь, может быть, это и есть та самая закалка, о которой говорил отец.

2.

–Я делал это недавно, – мужчина с поседевшими волосами взглянул поверх горлышка бутылки.

Женщина стояла у окна и держалась за раму.

–Но почему тогда… – она не закончила и снова указала ему во двор.

В сумерках придомовая территория представляла собой довольно грустную картину. Детский городок, для которого Надин специально выбрала место под окнами кабинета, уже давно был похож на забытые декорации, состоящие из песочницы, качели и небольшой горки. Женщина так отчетливо помнила, как они с мужем красили её в жёлтый цвет.

– Цвет солнца, – Филипп снял маску-респиратор и улыбнулся. – Я мечтал о таком городке в своём детстве. А у тебя был такой?

–Да, – грустно произнесла Надин, поглаживая живот, на который с утра еле натянула свитер. – В твоём детстве вообще мало что было…

–Ох, Ди, перестань, – он в который раз прокрашивал ступеньки горки. – Они ведь будут здесь так часто бегать!

–Они?

Обрадовавшись, как удачно получилось перевести тему, Филипп задорно рассмеялся.

–Ну а как же? Династия Соло! – мужчина замер, смакуя то, что только что произнёс. – Я жду наследника, – он опустился на скамейку рядом с женой и, сняв перчатку, положил тёплую ладонь на её живот. – Как ты там, друг?..

Диван скрипнул, и Надин отвела взгляд от окна. Филипп стоял рядом с ней и тоже смотрел во двор, крепко сжимая горлышко бутылки.

–Ди, – взгляд его выцветших глаз был затуманен, но извечно прямолинеен, – я говорю, что смазывал качели недавно. Не нужно делать это каждую неделю. Это, по крайней мере, глупо.

–А разве не глупо всё это? – она с грустью обвела руками двор. – Вечно смотреть на пустые качели.

Филипп удивлённо хмыкнул и протянул жене бутылку.

–Выпьешь?

–Ладно, Филипп, я поняла. Просто вспомнила нас молодыми. Тогда мы ждали Лиз, и ты красил детский городок в ярко…

–… и тогда-то, – он недовольно поднял указательный палец к потолку и повторил то, что Надин говорила ему слишком часто, – тогда-то я был совсем другим.

–Мы. Мы были другими.

–Это что-то новенькое, – его ноги в старых клетчатых тапках шаркнули по полу, и он медленно опустился на диван. – Закрой ты эти шторы и не выглядывай во двор, делов-то! А на днях я вызову рабочих, и они уберут этот городок, если он так на тебя влияет.

–Ты всегда умел решать проблемы таким способом.