Соло для шпаги

Конечно, не все дворяне были таковы, но что было делать с недобросовестными должниками? Суды могли решить дело с бароном или виконтом – судьями обычно являлись более титулованные дворяне, но против равных или более знатных людей они никогда не выступали.

Сеньор Оберон решил, что его неблагородное происхождение является единственной причиной, мешающей вести дела с аристократами на равных. И тогда в его голове созрел план, реализованный в ходе испрошенной аудиенции у короля.

Его величество с большим удовольствием продал Флоресу наследственный дворянский патент, а с ним и право на приставку «де» перед фамилией. Ростовщик ликовал, полагая, что теперь-то заносчивые дворяне будут вынуждены смотреть на него как на равного. Да только все вышло совсем не так.

Аристократия была просто взбешена попыткой негоцианта стать им ровней, и на беднягу хлынул поток вызовов на дуэль. Как говорится, добро пожаловать в мир дворянства! Жизнь де Флоресов превратилась бы в форменный кошмар, если бы не несколько столичных бретеров, за немалые деньги остудивших пыл большинства мелких дворянчиков. Однако со знатными персонами и эти господа предпочитали не связываться, тем более что те сами были не прочь перекупить их шпаги для наказания наглого кредитора.

В общем, экстравагантный ход сеньора Оберона только усугубил проблему вместо того, чтобы ее решить. Может, все бы и успокоилось со временем, но тут ему удар в спину нанесли собственные братья, посчитавшие родство с новоиспеченной дворянской семьей слишком опасным и воспользовавшиеся его тяжелым положением, чтобы под шумок перехватить его долю в семейном деле. Мало того, родственнички едва вовсе не пустили его семью по миру, прибрав к рукам и сеть меняльных лавок. Понятное дело, что из-за этого доходы де Флореса резко пошли вниз.

В довершение всех бед дворянское общество обратило свое внимание на единственную дочь сеньора Оберона, и девушка стала получать предложения руки и сердца. Само собой разумеется, что все сватавшиеся являлись представителями давно разорившихся дворянских семей. Да и сами предложения были обставлены крайне грубо: де Флоресам прямо давали понять, что они удостаиваются великой чести и просто обязаны вывалить солидное приданое. Особенно настойчив был виконт де Монтихо, задолжавший потенциальному тестю полторы тысячи реалов. Получая вежливые отказы, эта публика страшно оскорблялась и, не стесняясь в выражениях, требовала сатисфакции.

Доведенные до отчаяния свалившимися на них бедами, отец с дочерью решили уехать в Эскарон, где у них тоже имелись меняльные лавки и доля в корабельной верфи – жалкие крохи от былого состояния, но зато в гораздо более спокойной обстановке. Соседняя страна тоже не была раем, но законности и порядка там было явно больше, чем в Нугулеме.

Из Сантьяго выехали со всеми предосторожностями и в сопровождении наемной охраны, но уже в районе Кантадера им снова стал докучать сеньор де Монтихо, неизвестно как сумевший выследить небольшую кавалькаду. Попутно выяснилось, что неугомонный виконт родом из этих мест и оттого прекрасно знаком и со всеми окрестными землевладельцами, и с представителями центральной власти. В общем, наемники решили, что связываться с благородными слишком накладно, и расторгли договор, оставив отца и дочь наедине с назойливым преследователем и его друзьями.

Я вспомнил, что отголоски истории с покупкой неким столичным ростовщиком дворянства доходили до Кантадера и не раз обсуждались в его трактирах. Поддержки в местном обществе решение Флореса тоже не находило, но объяснялось это скорее общей неприязнью к ростовщикам, чем неприятием покупного дворянства как таковым. Лично же мне было все равно, к какому сословию принадлежат нравящиеся мне люди. Мигелито Бельчонок тому подтверждение.

Что ж, рассказ де Флореса объяснял многое. В том числе странную наглость виконта и абсолютное неумение сеньора Оберона фехтовать: несмотря на мою занятость во время непредвиденного сражения с людьми де Монтихо в лесу, мимолетного взгляда было вполне достаточно, чтобы понять это. Виконт просто издевался над загнанным в угол толстячком, а вот было ли его целью убить, унизить или заставить быть покладистым – это оставалось для меня загадкой.

– Ну вот, сеньор, – толстячок снова утер с лица пот и с осторожной надеждой посмотрел на меня, – такова история наших злоключений. Что скажете?

– Скажу, сеньор де Флорес, – задумчиво произнес я, выделяя интонацией «де», чтобы дать бедняге понять, что я не собираюсь подвергать сомнению его принадлежность к дворянству, – что вы угодили в западню. Ваши нечистоплотные должники очень ловко воспользовались ситуацией, а вы оказались слишком мягким и порядочным человеком, чтобы ответить им так, как они того заслуживают. Видите ли, имея дело с негодяями, нужно либо обладать большой силой, либо быть готовым отвечать на грубость и наглость подлостью и хитростью.

– Это как же? – снова побледнев, прерывающимся голосом спросил де Флорес.