Соло для влюбленных

– Догадываюсь, – улыбнулся Артем. – Ты не удовлетворилась одним разом и съехала еще.

– Еще три! – смеясь, уточнила Лариса. – А потом дотемна лупила снежками соседских мальчишек во дворе. На следующий день я пришла в школу и о болезни больше не вспоминала. Как тебе эта история?

– Ты намекаешь на то, что у меня сильно затянулся период реабилитации? – Артем потихоньку потянул Ларису себе, и она придвинула стул вплотную к кровати.

– У нас. Болезнь была у каждого своя, а вот последствия… в какой-то мере получились одинаковые.

– Значит, Глеб… – Артем, не договорив, вопросительно посмотрел на Ларису.

– Глеб – это мой период реабилитации. После потери Павла. Звучит несколько цинично, но тем не менее…

– Ясно, – Артем кивнул и откинулся на подушку.

Лариса заметила, что его лоб мокрый от испарины.

– Я с ума сошла! – Она осторожно высвободила руку и выпрямилась на стуле. – Развела тут целую философию! Очень болит?

– Терпимо.

– Вот уж сомневаюсь. Пойду позову эту девочку, пусть сделает обезболивающий. – Лариса хотела подняться, но Артем снова поймал ее ладонь:

– Не надо. Обойдусь. Не хочу сейчас засыпать.

– Ничего не изменится, когда ты проснешься, – пообещала Лариса. – Я буду здесь, рядом, и мы сможем позвонить Лепехову. Прямо отсюда.

– Мы и сейчас можем ему позвонить, – упрямо возразил Артем, – а уколов никаких мне не нужно.

– Ага, не нужно! – раздался голос Яны. Она стояла в дверях палаты, сердито сведя у переносицы светлые бровки. – Народ, вы издеваетесь? – В мягком тоне медсестрички неожиданно отчетливо проступили металлические нотки. – Заведующая разрешила на пять минут. Прошло уже двадцать пять, если не больше. Девушка! – Она с укором взглянула на Ларису. – Он же час как из реанимации. Соображать-то нужно?

– Да, да, – Лариса поспешно кивнула, аккуратно расцепляя Артемовы пальцы. – Уже все.

Яна демонстративно грохнула металлический лоток с ампулами на столик в углу и безапелляционно произнесла:

– И нечего мне тут хозяйничать и говорить, что нужно, а что нет.

– Ты спи, – успокоила Артема Лариса. – Я никуда не уйду. Спущусь и там подожду, а если выгонят, на худой конец переночую в машине.

Она наклонилась, поцеловала его и вышла.

Внизу, в приемном отделении, была одна дежурная. Она клевала носом и едва взглянула на Ларису, ничего не сказав, но та все-таки вышла из корпуса. Подошла к «Ауди», открыла ее, привычно устроилась в теплом, мягком салоне и взглянула на часы.

Ровно полночь. Через семь часов станет совсем светло. Начнется утро, и она позвонит Мишке, скажет, что готова выйти на сцену и петь. Как только Артем встанет на ноги.

Жизнь – это жизнь, а искусство – это искусство. Их нельзя полностью отождествлять. Часто сценическое действие похоже на реальное, еще чаще оно многократно красивее и лучше. Но иногда… иногда жизнь оказывается мудрей и прекрасней самого замечательного вымысла, снисходительнее и справедливей, чем замысел авторов. Пусть на сцене погибает обманутая Джильда, оставляя в отчаянии безутешного Риголетто. В жизни все будет иначе.