Соло для влюбленных

Лариса внимательно оглядела Глеба. Может быть, стоит сказать ему? Пусть она мучается не одна, ведь это все ради него. Или не говорить, пожалеть? Интересно, как он поведет себя? Испугается? Замкнется? Станет умолять ее молчать? Она решила попробовать.

– Помнишь тот день, когда мы впервые встретились на ступеньках театра? Я тогда опоздала. Помнишь?

– И я, – Глеб кивнул, спокойно и выжидательно глядя на Ларису.

– Так вот, я задержалась потому, что давала показания милиционерам. Когда я ехала в театр, на моих глазах автомобиль на светофоре сбил ребенка. Девочку. Это произошло примерно в четверть девятого, на перекрестке около метро «Шоссе Энтузиастов».

Она замолчала, наблюдая, какой эффект произвели на Глеба ее слова. На его лице не отразилось ровным счетом ничего: ни удивления, ни страха, ни беспокойства. Значит, она его недооценивала: за внешней беспечностью и почти детской непосредственностью кроется железная выдержка и воля, умение держать себя в руках. Похоже, он не собирался ни в чем признаваться ей, равно как и просить о молчании.

– Что стало с девочкой? – нарушил тишину Глеб.

– Она погибла.

– Нашли того, кто это сделал?

– Нет. – Лариса смотрела на него во все глаза. Еще мгновение, и она готова была договорить до конца, раскрыть ему, что знает, кто невольный убийца ребенка, поведать, как бессовестно лгала сегодня в кабинете следователя. Еще одно мгновение!

– Чаю хочешь? – Глеб с сожалением заглянул в опустевшую кастрюлю и встал.

Лариса почувствовала комок, разом перекрывший горло. Все слова замерли, так и не слетев с языка.

– Пойду поставлю чайник. – Он расценил ее молчание как согласие. – Я думаю, его и не найдут, этого нарушителя. Москва – город огромный, здесь человеку затеряться проще простого.

Он вышел из комнаты. Лариса осталась сидеть на диване, замерев в той же позе. Она была потрясена цинизмом Глеба. Но заставить себя изменить свое отношение к нему все равно не могла.

Глава 15

Во вторник Мила решила сварить борщ. Не то варево из свеклы, моркови, капусты и картошки, приготовленное на скорую руку и сдобренное бульонным кубиком, которое от лени и нехватки времени готовила последнее время, а настоящий украинский борщ, на грудинке, с салом, фасолью и грибами.

В комнате шумел включенный на полную громкость телевизор, на кухне в сковородке фыркало сало, горкой лежали на столе нарезанные овощи, а Мила в коротком полотняном фартуке колдовала над шампиньонами, вываливая их из кастрюли на дуршлаг. Полжизни прожившая на Украине бабка Милы, пока была жива, учила всю семью, что настоящий малороссийский борщ должен быть таким густым, чтобы в нем ложка стояла. Именно этого собиралась сейчас добиться Мила.

Она кинула выловленные шампиньоны к жарящемуся салу, запустила в огромную кастрюлю капусту и свеклу, шумовкой сняла набегающую на края пену и, удовлетворенная, прикрыла свое варево крышкой. Потом слегка уменьшила огонь под кастрюлей, отошла от плиты и взглянула в окно. С третьего этажа двор был как на ладони. В глубине его ватага мальчишек гоняла в футбол, под самыми окнами сосед по лестничной площадке мыл свою «восьмерку», неподалеку на лавочке сидела одинокая мамаша с голубой коляской.

Мила подальше отодвинула занавеску, глянула направо, туда, где их двор соединялся с соседним, куда менее просторным и ухоженным. Взгляд ее различил то, что искал: высокую плечистую мужскую фигуру, прохаживающуюся взад-вперед по дорожке, а рядом – темный собачий силуэт.

Она еще несколько мгновений посмотрела из-за занавески, потом вздохнула, отошла от окна, сдвинула крышку на бурлящей кастрюле и громко позвала, стараясь перекричать орущий телевизор:

– Сережка!

Ни ответа, ни привета, лишь доносящееся из комнаты: «Я тебя замочу, вонючий ублюдок!» Очередной шедевр американского кино.

– Сереж! – рявкнула Мила с удвоенной силой. – Сергей!

– А! – В коридоре послышались ленивые, шаркающие шаги, и на пороге возник Сережка. Тощий, долговязый, пегие, как у Милы, волосы стоят торчком – видно, все это время валялся на диване, лицо хмурое, глаза – синие-синие и наглющие.

– Ты звала? – Сын зевнул, принюхался, обвел кухню цепким взглядом.

– Звала. – Мила развязала тесемки фартука.

– Чего?

– Сереж, ты бы вышел погулять немного. Чего дома-то сидеть весь день?

– Какой весь день! – угрюмо пробурчал Сергей. – Еще только утро.

– Нет, уже полдень. Ну сходи хлеба купи. У нас, кажется, кончился.

– Ничего не кончился. Я вчера батон покупал. И половинку черного. Вон, в хлебнице лежат нетронутые. – Сережка повернулся, чтобы уйти к своим грубо выражающимся героям.

– А я говорю, иди погуляй! – в сердцах крикнула Мила. – Вон Антону позвони. Он вчера приехал с дачи, я его во дворе встретила, привет тебе передавал.

– Мам, ну чего ты привязалась? – На Сережкином лице отразилось нетерпение. – Я вечером пойду. У нас вся компания в шесть собирается. А сейчас я хочу досмотреть. Классный фильм!

– Ужасный! – Мила швырнула фартук на стол. – Ну почему я должна тебя так просить? Почему ты не можешь послушаться меня хотя бы один-единственный раз? А?!