Соло на грани

– Не знаю. Они не дают гарантий. Но обещали сделать все возможное. В любом случае Эра уже помогла движению. Этот выстрел вызвал возмущения, и хоть генерал Рой утверждает, что это не они, ему никто не верит. Общественное мнение на нашей стороне, и очень скоро наши противники будут вынуждены сесть за стол переговоров. Но об этом потом. Сейчас я должен идти – эти ищейки не отвяжутся, пока я не сдержу обещание. Черт, пришлось раньше времени открыться… Как не вовремя! Да, вертолет ждет, как только появитесь на крыше, он вас подхватит. Мне удалось договориться с администрацией больницы, полицию сюда пока не пускают. Но это ненадолго. Как только получат ордер – вас арестуют. Поэтому поторопитесь. Удачи, господа.

Они покидали больницу с тяжелым сердцем. Там, внизу, оставалась их Прима, основной тон Гаммы. Ее боль они ощущали даже без резонанса.

– С ней все будет хорошо, – тихо, словно убеждая самого себя, пробормотал Дмитрий.

– Да. Врачи позаботятся, – подхватил Алесь. – А Мартин сделает все, чтобы правительство не добралось до нее раньше времени. Сейчас ее состояние играет ей на руку.

– Послушайте, – перебил стенания Ян. – А о каком «раскрытии» говорил Мартин? И вообще…

Коммуникатор послушно передал новости нескольких последних часов. По всем каналам крутили запись ранения Эры.

Ведущие, захлебываясь от важности известий, сообщали, что предводителем Сопротивления оказался Джастин Эйр, бывший военнослужащий, ушедший в отставку после ранения.

Краткая биография сопровождалась кадрами кинохроники и фотографиями. Мартин в военной форме новобранца тогда еще существующей страны. Он же – представленный к награде спецназовец. И – фото дня: Мартин, Мэтью Рой и Сергей Шторм смотрят, улыбаясь, в камеру. Вместе, плечом к плечу, улыбаясь от сознания успеха проведенной операции.

Вперемешку с информацией о Сопротивлении в эфир выплескивалось возмущение покушением на самую успешную Приму современности. Таланты Эры превозносили до небес, называли последней надеждой человечества. Девушкой, не побоявшейся пойти против памяти отца и сразиться с системой.

– Везде одно и то же… – Ставр выключил экран.

Две недели Гамма скрывалась как от государственных шпионов, так и от прессы. Первые мечтали арестовать бунтарей, вторые – взять интервью.

Мартин отдувался за всех.

С его подачи вскоре во всем мире Эру принимали за мученицу, а Сопротивление – за спасителей как от ктулху, так и от закручивающей гайки Армии. Во многих странах на заседаниях правительства всерьез рассматривали вопрос о признании движения легальным. Но, пока спор да дело, первая Гамма Сопротивления томилась от безделья и кидалась к коммутаторам по первому писку – два раза в день им передавали о состоянии девушки.

* * *

Эра поправлялась очень медленно. Регенерация поврежденных тканей шла тяжело, так что перевезти девушку в закрытый госпиталь, подчиненный Мартину, удалось не сразу. Правительство все же добралось до нее, но врачи не позволили тронуть больную, да и общественное мнение уже раскачалось. Поэтому ограничились круглосуточной охраной, в надежде если не поймать сообщников, то отдать девушку под суд.

Но Мартин оказался хитрее. Едва лечащий врач сообщил, что появился небольшой шанс, как в больнице полыхнул пожар. В начавшейся суматохе пострадали полицейские – отказавшись покинуть пост, они задохнулись в дыму. Пока их вытащили на свежий воздух, привели в чувство… раненой и след простыл.

Снаряженный последними новинками медицинской техники вертолет нес ценный груз на тайный аэродром. Там Эру перенесли в маленький самолет, который доставил ее в другую страну. Крохотный островок, на котором никому и в голову бы не пришло искать беглянку, затерялся в океане. Там, в полностью оборудованном домике, девушку поджидал штат великолепных врачей. В ближайшие месяцы у них была только одна пациентка – девушка, не желающая приходить в сознание.

Эра сходила с ума от боли. Она не понимала, где находится, что происходит… Только ровный матовый свет, в котором иногда возникали расплывчатые силуэты. Время от времени он темнел, забирая краски окружающего мира. Тогда девушка понимала, что наступила ночь.

Иногда, когда боль вырывалась наружу хриплыми стонами, рядом слышались голоса. Сил повернуть голову не было, но руку обжигало уколом, и приходил сон.

Иногда он приводил с собой кошмары. Черный спрут обвивал грудь, сдавливал ребра, мешая дышать. А высоко-высоко над головой солнце пыталось пробить водную толщу, но увязало в мутной, полной зеленой взвеси воде.

Эра задыхалась. Приборы у изголовья начинали судорожно мигать красными лампочками, оглашая комнату тревожным писком. Дежурный врач, никогда не покидающий палату, вливал в капельницу лекарства, стабилизирующие состояние. И проклинал тот день, когда согласился на эту безумную, но хорошо оплачиваемую авантюру. Пациентка на самом деле оказалась сложной. В дополнение к немыслимым травмам у нее наблюдалась сильная эмоциональная лабильность, гасить которую работодатель категорически запретил: