Рита застыла, глядя на него широко открытыми глазами. Значит, это правда и Стас все же пытался покончить с собой? Пусть не четыре, пусть всего лишь три раза — но журналист, написавший статью, не лгал!
— Но почему?! — недоуменно пробормотала она. — Зачем?!
Он ответил не сразу.
— Что ты чувствовала, когда умер… вернее, погиб твой отец?
Рита задумалась. Она много раз задавала себе этот вопрос, ведь именно ей случилось обнаружить отца мертвым в его собственном театре. Первой реакцией был шок, потом — злость, отчаяние… А после, как ни ужасно это признавать, Рита испытала облегчение. Не будет больше бесконечных придирок, изучающего взгляда, иезуитски выискивающего недостатки и неумолимо фиксирующего промахи, окриков и нотаций. Не будет и вытекающего из всего этого ее вечного недовольства собой. О ее чувствах знал только Игорь, потому что только он мог их понять.
— Стас, мой отец… Ты же помнишь его? Наши отношения никто не назвал бы простыми!
— Да верно, верно, — кивнул он. Не то чтобы кивнул — просто уронил голову, и волосы закрыли от нее его лицо.
— Я помню твоих родителей, — мягко произнесла Рита, занеся руку в бессознательном порыве погладить Стаса по голове, но сдержалась, боясь нарушить момент неожиданной откровенности. — Они были замечательными людьми, добрыми, душевными, и они очень тебя любили!
— Когда они умерли, буквально один за другим, я… Мне вдруг показалось, что мир рухнул. Наверное, звучит глупо?
— Ничего подобного! То, что у меня с папой все было по-другому, не означает, что я не могу понять твоего горя!
— Когда умерла мама и мы с отцом остались одни, я впервые в жизни по-настоящему испугался. Ему ведь было под восемьдесят, и он тяжело пережил мамину смерть. Они были вместе почти шестьдесят лет, можешь себе представить? Я так боялся и его потерять, что звонил при каждом удобном случае, проверяя, все ли у него в порядке… Папа продолжал работать, ведь сидеть дома, без мамы, он не мог. Там он и умер, на своем рабочем месте. Все случилось весной, в мой первый консерваторский год. Я пропустил месяц и едва не вылетел — меня пожалели. Похоронив папу, я перестал есть.
— То есть как — перестал?
— Все обратно лезло. Потерял килограммов десять, наверное, даже ходить не мог — только по квартире, держась за стенку.
Рита представила себе это плачевное зрелище, ведь Стас всегда был худеньким, и ужаснулась.
— Спать тоже не мог, — продолжал он между тем, не глядя на собеседницу, словно боясь прочесть неодобрение на ее лице. — Нашел у мамы в шкафчике снотворное, выпил… Инструкцию не читал, тяпнул сразу пять таблеток — чтобы наверняка заснуть, но не учел, что при такой резкой потере веса, да на голодный желудок… Короче, соседка вовремя вызвала «Скорую». У нее был дубликат ключей от нашей квартиры — я сам давал, когда мама умерла, прося, чтобы она за отцом приглядывала в мое отсутствие.
— Слава богу!
— Когда меня откачали, я решил, что зря: такая смерть казалась легкой и безболезненной, а мое возвращение означало, что проблемы никуда не делись и придется их решать…
— И ты попробовал опять?
— Таблеток достать не удалось, пришлось воспользоваться старой доброй бритвой и ванной с горячей водой.
— И как же ты выжил на этот раз?
— Благодаря все той же соседке, Валентине Леонтьевне. Она, видно, сочла своим долгом продолжать присматривать и за мной — особенно после того, что произошло. Тогда-то меня и поставили на учет в ПНД, ведь бесполезно было доказывать, что это — тоже несчастный случай.
— Тебя положили в больницу?
— Там я понял, что не могу оставаться в Волгограде, в нашей с родителями квартире, иначе рано или поздно доведу дело до логического конца. Я перевелся в консерваторию Чайковского и переехал в Москву.
— Ты рассказал о двух случаях, — напомнила Рита.
— Я оказался в общежитии, — сказал он. — Впервые в жизни вокруг ни одного знакомого лица. Я и в Волгограде не был душой компании, и друзей мог по пальцам пересчитать, а тут — огромный суматошный город, учеба шла невероятно тяжело… И это не говоря о том, что жить приходилось на одну стипендию. Я даже подумывал бросить музыку, к чертовой матери, и заняться чем-то другим… Проблема в том, что я больше ничего не знал и не умел! Я скучал по дому, но знал, что возвращаться нельзя. Пытаться снова резать вены в общежитии — сама понимаешь, ведь сразу найдут, а я не желал повторения предыдущего опыта.
— Что ты сделал?
— Пошел к невропатологу, наврал, что страдаю бессонницей, пожаловался, что из-за этого не могу сосредоточиться на учебе. Получил рецепт на сильное снотворное.
— И кто же тебе помог?
— Преподаватель — тот самый, который любил неаполитанские песни, я тебе о нем рассказывал. Я не пришел на занятие, а он терпеть не мог прогульщиков, поэтому заставил соседа по комнате отправиться в общежитие и выяснить, почему меня нет. Толик пришел, попытался меня растолкать, а когда не смог, вызвал «Скорую». Если бы он пришел на пару часов попозже…
— Ты хоть понимаешь, как тебе все время везло? Похоже, у тебя очень сильный ангел-хранитель!