Соло на троих

О втором и третьем своих браках Ирка выдала скудную информацию. Встретились. Поженились. Разошлись. Зато последний Иркин супруг, от которого, кстати, она и унаследовала свою нынешнюю фамилию, побил все рекорды. Этот, с позволения сказать, жеребец охмурил умудренную жизненным опытом даму избыточным своим сладострастием. Был он по этой части, если верить Чижовой, чрезвычайно силен. Долгое время между супругами царила полнейшая идиллия. Ирка поселила своего благоверного у себя на квартире. Центр Тюмени. Трешка с евроремонтом. Хоромы эти она выстрадала потом и кровью, работая денно и нощно в продюсерском центре, уже к тем порам вставшем на ноги. Мужа пристроила к себе же на хорошую должность. И все бы ничего, если б однажды милейший проныра не затребовал себе оклад вдвое больше Иркиного, ссылаясь на то, что он же все-таки мужчина. Непомерная жадность его, впрочем, очень скоро раскрылась, когда Ирка застукала муженька в обществе прелестной нимфетки, одетой сплошь в наряды от Готье и Кардена.

Затеялся бракоразводный процесс. Муж потребовал, чтобы Ирка переписала на него квартиру и отдала часть бизнеса. За это даже сильно побил. А позже выкрал ребенка, который за годы совместного проживания доверчиво звал его папой.

Я не могла поверить в то, что все это чистая правда. Но Ирка в доказательство дала мне прочесть письмо, пришедшее с месяц назад на адрес ее матери. Самой Ирке писать по тюменскому адресу было бесполезно, так как в отношении трешки до сих пор велись судебные тяжбы. Дело завели на основании липовых документов, по которым выходило, что данная квартира нажита в браке. А следовательно, Иркиному мужу причиталась от нее одна треть. Письмо, написанное самим виновником торжества, я прочла, содрогаясь от гнева и чувства брезгливости. Жалкий, одноклеточный организм, позволяющий втаптывать в грязь не только женщину, но свою бывшую спутницу, которую когда-то ласкал, обладал ее телом…

– Фу! Убери это! – вернула я Ирке уже достаточно замусоленную бумажку. – Зачем ты хранишь эту гадость?

– Мне мой адвокат сказал, никаких подтверждающих улик не выбрасывать.

– Ясно, – покивала я, – пожалуй, это разумно. И как у тебя, Чижова, после такого сохранилось желание с мужиками общаться?

– Веришь, Оксанка, я одно время вообще ни на кого смотреть не могла. А потом подумала – да пошло все в жопу! Без любви же неинтересно! Нужно, чтобы сердце пело по утрам!

Я усмехнулась.

– А ты сама-то хоть раз была влюблена по-настоящему?

– А как же! Был у меня один капитан дальнего плаванья. Такая любовь была, что ты! Я как раз только-только в третий раз замуж вышла. Чуть с ним сразу же и не сбежала. Но оказалось, что он и сам женат. Я об этом спустя полгода узнала. Ну и прогнала его к жене. До сих пор жалею, – лицо Ирки сделалось печальным. – Он приходил ко мне еще только раз. Помню, зима была такая холодная. Метель. Ветер. Он стоит под моими окнами в парадном кителе с букетом цветов. Ждет, пока я к нему выйду. А я семилетнюю Дашку на руках баюкаю. У нее температура под сорок, наверное, была. Пылает вся, хнычет… Так и смотрели друг на друга через окошко. А потом он ушел. И я его с тех пор больше не видела.

Чай на нашем столике давно сменился бутылкой вина. Мы цедили его маленькими глотками. Я, разморенная, под завязку этой истории едва не пустила слезу.

Поезд мчался на всех парах, оставляя далеко позади деревушки и полустанки. Сумерки сизым крылом накрыли все вокруг, и только вдали еще алела полоска заката. А на ее фоне черным-черно клубился купол сельской церквушки.

Судя по пейзажу, ехать нам оставалось недолго. И действительно очень скоро состав сбросил скорость. Мимо нас поползли вполне окультуренные кварталы со скверами, фонарями и жилыми домами в несколько этажей. Мы катились все медленней, медленней. И наконец, поравнявшись с платформой, остановились.

Похватав багаж, мы заспешили на свежий воздух. Едва я высунула нос из вагона, меня тут же подхватил древнерусский настрой.

– Здравствуй, земля Новгородская! Принимай гостей хлебом-солью!

Я чуть не кинулась кланяться в пояс первому же новгородцу, шедшему неспешной походкой вдоль поезда. Им оказался здоровенный бугай, бритый «под ноль». Будучи в былинном расположении духа, я назвала его про себя Садко наших дней. Садко, поравнявшись с нами, отодвинул Ирку плечом и пошел себе дальше, а моя несуразная подруга взяла да и провалилась между поездом и платформой. Я растерялась, когда увидела, как она беспомощно скребет ногтями об оледеневший перрон. И, вместо того чтобы помочь, отвернулась, будто бы засмотревшись на какую-то красивую вывеску.

– Оксанка! – хрипела Чижова. – Вытащи меня отсюда!

По счастью, из вагона вышел наш проспавшийся проводник. Видя такое дело – барышня в дырке барахтается, – он воинственно разгладил усы и вытянул Ирку. А тут и я как раз – типа опомнилась. Давай старика благодарить, жать ему руку. Ирка даже не поленилась, достала бутылочку коньяка, припасенную на сегодняшний вечер. Воздала мужественному проводнику за спасение.