Поджог в квартире и дачном посёлке он уже не успел прокрутить в своих мыслях – да в общем-то и не смог бы, потому что в эти моменты совершенно был не в себе, а чрезвычайное перевозбуждение, охватившее его, подталкивало действовать мгновенно, не раздумывая, и никакой заранее намеченный план уже не имел значения.
– Георгий, это ты? Неужели! Прямо с трудом тебя узнал! – услышал спешивший к выходу после окончания концерта.
Он оглянулся. Лицом к лицу столкнулся со своим бывшим преподавателем. Не ожидал, что тот всё-таки обратит на него внимание. И даже вот теперь не хотел говорить. Поэтому от растерянности ляпнул первое, что пришло на ум.
– Тот мальчик, на балалайке… Он сильно ошибался. Это ведь ваш ученик? В клетчатом костюме.
– Мой. Да кто не ошибается в нашей жизни! – воскликнул преподаватель, отмахиваясь так небрежно видимо от наболевшей темы.
Теперь Гоша заметил, как сильно тот состарился, однако манеры остались прежними. А ещё услышавший эти слова вздрогнул – слишком привык он многое в жизни принимать на свой счёт. Хотя раньше ни про какие такие ошибки преподаватель ему никогда не говорил. Поэтому в следующую минуту он был шокирован ещё больше – от сказанного в свой адрес.
– Ты тоже всё время ошибался, Гошенька, – с этими словами старик ущипнул своего бывшего ученика за щёку, как делал это, когда тот был ребёнком.
– Правда? – не поверил тот. – почему же вы мне никогда об этом не говорили?
– Не всем можно указывать на их ошибки, вот в чём беда.
– Но почему? Ведь если человек поймёт, что ошибался, он исправится.
– Не-е-ет, увы. Ошибки вообще очень сложная штука, своеобразный рубеж, как знак препинания, что ли… Жил-жил, споткнулся, задумался.
– Не понимаю.
– Вот видишь, ты даже сейчас не понимаешь. А раньше тем более разве понял бы?
Гоша усмехнулся – в самом деле преподаватель был прав и в детстве у него было немало странностей, а выступать перед большим количеством публики его и вовсе брали редко, потому что, даже если он тщательно заучивал пьесу и очень хорошо играл на занятиях, на сцене умудрялся остановиться в самый ответственный момент, и после этого своего очередного досадного провала долго оставался удручённым и подавленным.
– Вообще-то в жизни надо ошибаться! Поверь – надо! Иначе ты никогда по-настоящему не узнаешь жизнь. – преподаватель как будто хотел сказать что-то ещё, но замолчал.
Может быть он сам осознал в этот момент, что ошибки бывают разные и не все в самом деле позволительны. Теперь он прошёл вперёд, потому что в переполненном детьми коридоре неудобно было разговаривать. Гоша задумался о том, что преподаватель его всегда был на удивление проницательным человеком, поэтому даже теперь возможно заподозрил, что бывший его ученик совершил нечто такое, о чём неуместно говорить вот так мимоходом. Тогда он поспешил скрыться от лишних взглядов снова за колонной, наблюдая оттуда, как Аня дарит свой жёлтый букет какой-то старой преподавательнице, которую он не помнил и скорее всего не знал.
Дальше все дети побежали на чаепитие, для взрослых намечался фуршет. Аня и Гоша не остались – переглянувшись, вышли из этой суеты на свежий воздух.
– Всё-таки самый интригующий месяц в году – это апрель, – провозгласила Аня и заговорщицки добавила. – люблю всяческие предвкушения и разные интриги.
Она откровенно и дерзко улыбалась, а Гоша в этот момент всё ещё думал о своём, поэтому не сразу сообразил, что она имеет ввиду. Однако чувствовал, как ему хорошо, прямо радостно рядом с ней. И вдвойне радостно оттого, что концерт наконец-то закончился и они смогли уйти.
– Может пойдём ко мне? – предложила Аня так запросто, будто это подразумевалось само собой.
В самом деле оба чувствовали, что знакомы сто лет. Гоша вдруг подумал о том, что у него нет с собой даже сколько-нибудь немного денег, чтобы купить хотя бы бутылку шампанского и отпраздновать эту встречу. Но заходить домой не хотел, а рассудил, что в крайнем случае можно обойтись и так.
– Мальчику в клетчатом ещё рано выступать, – вместо ответа поделился он впечатлением от концерта.
Но скорее всего сказал так, чтобы заполнить паузу, показавшуюся неловкой и тотчас упрекнул себя в этом – прежде он никогда не торопился заполнять пустоту.
– Этот мальчик – мой сын, – с некоторой грустью сказала Аня. – и уж лучше я отдала бы его учиться на фортепьяно.
– А ещё лучше – на трубе! – неловко пошутил её спутник и тотчас добавил уже серьёзно. – в любом случае нужно везде чувствовать ритм и не путать аккорды.
– Ничего он не путает, просто волнуется. Потому что балалайка – не его инструмент.
– Согласен, для струн нужен особый характер, настрой…
– И особенный перезвон в сердце…
– Что? Что?
Гоша переспросил это так отрешенно, что ему самому стало не по себе.