Соломенный кордон

— Ясно, — сам себе сказал полицейский, — здесь кто-то есть... Подпольщик, если он пришел, должен быть у шурфа взорванной шахты... На всякий случай надо быть осторожней...

В этот миг Насыпайко показалось, что на шею ему упал телеграфный столб. Он попятился назад, оступившись, покатился в овраг.

* * *

Сознание вернулось к Алексею Насыпайко оттого, что повернули его на бок. Невыносимая головная боль — даже нельзя открыть глаза. Мысли путались. Постепенно он притерпелся к боли, стал четче представлять, думать, что с ним. Наконец вспомнил удар в шею. «Что же случилось?» Теперь он понял: болела не голова, а шея. Онемевшие губы казались деревянными.

Насыпайко попробовал поворочать языком, но языка во рту вроде не было. Он с трудом приоткрыл налившиеся кровью веки.

Прямо перед лицом его лежала ветхая стеганая фуфайка. Тут же расстегнули на нем солдатский ремень и сняли пистолет. «Что случилось?..» Кто-то заслонил солнце. Насыпайко увидел руку со знакомой татуировкой. Рука взяла фуфайку, из которой выскользнул приклад малокалиберной винтовки. Узнал он приклад «Мелкашки» и представил, кто сейчас стоит перед ним.

Он попытался повернуться, но на это не хватило сил. Ему показалось, что сквозь шею и рот он пригвожден к земле штыком, и штык мешает повернуть голову. Стоящий перед ним сплюнул.

— Теперь нюхай, гад, землю! — тень его покачнулась и, скользнув в сторону, исчезла.

Насыпайко услышал удаляющиеся шаги. Собрав остатки сил, он закричал во все горло, вскочил на ноги и погнался за убийцей: «Лешка, зверь! — кричал Насыпайко. — За что ты меня, за что?!»

Лешка уходил, не оглядываясь, Насыпайко выхватил из-за пояса другой пистолет и стал стрелять в спину Лешки, но тот даже не покачнулся. Спина его расплылась в большое черное пятно, потом это пятно превратилось в серое небо. Насыпайко напряг зрение, чтобы узнать, куда делся его убийца, и совсем четко прямо перед собой увидел землю. Он повел глазами и понял. Понял Алексей Насыпайко, что ни за кем он не гнался, не кричал и не стрелял, а лежал, как лежит сейчас. У него даже не хватило духу вымолвить слово.

Тот, который выстрелил ему в шею, думал, что он мертв, еще понял Насыпайко, что умереть ему в этом овраге, как собаке. Ему стало жалко себя, слезы скатились по краям век и упали на землю.

Найти причину своей гибели было совсем не трудно.

Алексей вспомнил, как он вел на расстрел Бриллиантова, вспомнил ненавидящий Лешкин взгляд. А ведь этого Лешку, этого сорванца, Алексей сам учил стрелять из «Мелкашки».

Перед самым приходом немцев Лешка стащил где-то малокалиберную винтовку. Тир они устроили в заброшенном карьере. Здесь они прятали все: самодельные мишени, патроны и винтовку. Иногда Насыпайко брал винтовку в поселок. В старом заброшенном сарае, стоявшем на отшибе за церковью, у них еще хранилось два валенка, насыпанных песком, к которым они крепили мишени, а чтобы не было слышно выстрелов, ствол винтовки при стрельбе просовывали в рукав ватной фуфайки. Лешка и тогда брал ниже, потому что из-за рукава не мог правильно рассчитать прицел. Сейчас он тоже целился в голову...

Алексею показалось, что он ощущает язык, во рту появилась слюна. «А что, если я выживу?.. Вот сейчас кто-нибудь наткнется на меня, забредет в овраг корова или коза... пастух придет. Жаль, что на мне форма полицейского, но он должен подойти — человек умирает... подойдет, а я попрошу: «Помоги, брат, ошибка вышла...» Фиолетовые с желтыми обводами круги поплыли перед глазами. Насыпайко папрягся, стараясь шевельнуть рукой, и потерял сознание.

* * *

Его несли, прикрыв лицо Лешкиной фуфайкой. Он сразу узнал эту фуфайку, потому что помнил ее запах. Пахла она укропом, плесенью.

Фуфайкой этой накрывали кадушку с огурцами в зимние холода. «Вернулся, — обрадовался Насыпайко, — опомнился, иди-от... теперь буду жить, жить!..» В эту минуту он увидел загорелую Лешкину руку. Лешка взял фуфайку.

Нет, это не Лешкина рука. Фуфайку взял кто-то другой. Наверное, его поймали!.. Кажется, он кричит: «Смерть фашистам и предателям Родины!.. Смерть предателям!» Голос с хрипотцой, резкий. Это Лешка... Балда!.. Теперь все пропало!.. — Алексей шире открыл глаза, веки от напряжения задрожали, но он старался все рассмотреть, и опять понял Насыпайко, что лежит он на старом месте и нет рядом ни фуфайки, ни Лешки. Серая земля с прослойками глины перед глазами, вот и весь пейзаж. Чувствовалось, что время уже за полдень, солнце ушло в сторону, и свет в овраге потускнел.