Соломенный век: Сутемь

– Спасибо, – зашептала она, расчувствовавшись до слёз. – Спасибо тебе! Мне этого не хватало так сильно… Я боялась тогда идти к вам, я не знала, как вы примете меня. Надо мной в плену много издевались, мне было очень больно. И страшно, потому что я боялась не встретить таких людей, как мой отец.

Арест отечески похлопал её по спине.

– Ты справишься. Мы верим в тебя. Твой отец был хорошим человеком, мы все его уважали. Его никто не изгонял, он принял собственное решение, и не в наших правилах удерживать человека, если он хочет уйти. И уж точно никто не будет бросать ему в спину грязью. Так что не городи себе впредь глупостей в голове.

– Я постараюсь.

– Это наше общее дело и общая боль, каждый из нас поможет тебе всем, что умеет. Пойдём, развеемся. Успеешь ещё наплакаться.

Друзья уже были заняты тем, что совместными усилиями обустраивали полигон на пустыре рядом, решив не только посоревноваться, но заодно и дать всем желающим возможность потренироваться и поделиться своим опытом. Дамира уверенно сдержала своё слово, вгоняя стрелы в цель или промахиваясь по ним, но с меньшей погрешностью. С одной стороны она обескуражила мужчин – многие из них считали себя хорошими стрелками (скромно сказано), – а с другой заслужила их уважение. Ноа доселе считалась лучшей сутемьской лучницей, и выходило так, что этот титул она не сможет закрепить за собой в их партизанском отряде, на что та нисколько не обижалась. Кира упражнялась без надлежащего энтузиазма в духе соперничества, как её товарищи. Она использовала тренировку в первую очередь для того, чтобы подобрать себе подходящий лук. Желания променять его на арбалет не возникло, и не потому что это было оружие врага, а потому что достоинства лука в её глазах однозначно перевешивали. Он привычней и родней. Подавляющее большинство скаутов осталось при этом же решении, хотя никого не убеждали в его правильности. Напротив – трофейных арбалетов было много и болты к ним было проще делать, чем стрелы, поэтому менее уверенным в себе стрелкам предлагали этот вариант и так же делились опытом. Вечерний театр послужил для многих учебным пособием.

Друзья, посмотрев на промахи Киры по крайней мишени, куда она отошла, махнули рукой, списав неудачи на отбитое левое плечо и не до конца сошедшие следы ожога на правой ладони, что ей, вероятно, доставляло ещё неудобства. Рады были, что она вообще немного поправилась обильной едой за проведённые дни в столице. Ещё бы отоспалась, но этого ей тут никто предложить не мог, так как никому из сутемьских людей не спалось хорошо от тягостных мыслей о прошлом и предстоящем, поэтому оставалось только сочувственно зевать.

Посчитав, что довольно доставила расстройств товарищам, Кира вернулась под навес перед бараками, который служил штаб-квартирой. Чурбаны, простенькие скамьи и длинная доска между стойками, которую следовало скорее называть прилавком, чем столом, по комфорту не шли в сравнение с кабинетом градоправителей. Но так как никто из сутемьчан в оных не был (и не горел желанием побывать), а в Сутеми это было стандартной обстановкой домов, то поводов извиняться перед гостями никто не видел. Выложив на прилавок все свои вещи, Кира провела полную ревизию. Сегодня для этого было самое время. Под любопытным наблюдением детских глаз, чьи обладатели охотно слонялись рядом, боясь рассердить вожака глупыми расспросами, Кира почистила винтовку (ух ты, вот как это делается!), пересчитала оставшиеся патроны, связав их в узелок, и вытряхнула болты из патронташа.

– Отнеси их на склад, – попросила она Малику, которая осмелела настолько (обнаглела – по мнению братцев-сорванцов), что уже не боялась первая подходить к Кире, даже не имея повода. – А заодно принеси вместо них стрелы, штук двадцать, и колчан.

– Нам нельзя туда заходить, – неуверенно сказала девочка.