Соломон, колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др. Длинное название книги коротких рассказов

Искусство Кырдылкыка оказалось кстати, ибо предпоследняя жена сбежала от меня с байдарочником, а последняя еще не завелась, и грязного белья накопилось вволю, но, даже несмотря на это, участь енота была под вопросом, так как кушала зверюга много, а ходила в туалет по углам.

Решающую роль в судьбе животного сыграл участковый Василий Петрович, вызванный соседкой на наше с Иван Степановичем питейное буйство. В квартиру он вошел сам, так как мы устали и подойти к двери не могли. Капитан нас долго звал и искал по комнатам, но нашел из вменяемых лишь полощущего в ванной белье Кырдылкыка. После он и нас обнаружил, но уже долго смеялся до этого, а поэтому все простил. Соседке приказал больше не звонить и уехал.

Наутро мы с Иваном Степановичем выписали Кырдылкыку символический кожаный паспорт с постоянной московской регистрацией и назначили жалованье в размере трех таганских сосисок в день. Енот жил у меня еще долго и счастливо.

Безухов

В моей деревне Пичкова Дача под Егорьевском живут только родственники: в шести домах из девяти все связаны по крови, еще в двух живут свояки по женам, и лишь в девятом доме обитает Безухов, который никому никем не приходится, но его принимают как родного.

Доброе расположение к нему обусловлено не только его отзывчивым нравом, но и уродством (нету правого уха), которое послужило причиной его литературного прозвища, хотя и до случившегося с ним ранения он тоже имел кликон Хорек, за ловкое обращение с курами.

Повышение в статусе произошло после происшествия на рыбалке, которое, впрочем, должно было приключиться хоть с каким-нибудь из обитателей нашего захолустья, так как способ, применяемый здесь для ловли хищника, необычен, но объясним бедностью жителей.

Денег на спиннинговые удилища не хватает, а лодки есть у всех еще от дедов, поэтому ловцы гребут по реке, разматывая по течению снасть с блеснами, сделанными из охотничьих гильз. А так как руки заняты веслами, то держат леску в зубах, перекинув через правое ухо, чтобы не запутывалась.

Никаких неприятностей никогда у людей не возникало, так как щука здесь невелика, но почему-то именно на Хорька напал титан рыбьего рода, который с одного рывка лишил его уха и двух зубов во рту.

Изувеченный Хорек даже при таком развитии событий леску руками удержал, упустив в мутной воде отрезанное ухо и зубы, и, умирая от боли, после двух часов борьбы вытащил редкого щучьего остолопа, которого гордо показывал всем в Дичковой Даче. Особенно Хорек выпячивал хвост рыбины, волочившийся по земле и после взваливания трофея на плечо.

Остолопа мы метко прозвали Наполеоном и ели его вместе три дня, а Хорек после этого получил прозвище Безухов.

Жуткая тайна

Поплохело мне с вечера, сразу после прочтения Лужкина, где он назвал меня выкормышем бродской поэзии, ослом, ничего не понимающим в постконцептуализме, и поэтом, обладающим своим, но слабым голосом.

В том, что я обладаю собственным голосом, никто из моих читателей не сомневался, но было обидно обзывание «слабый». К тому же Лужкин меня допек еще по общаге филфака, где занимался в ДНД поискам задержавшихся на ночь дам, выдворяя их потом на мороз с гиканьем и свистом, причем почему-то чаще всего выкидывал именно моих девчонок.

Позже он стал известным неофутуристом, забыв про юность, а я как-то занимался делом переводческим – и даже не заметил, как Лужкин получил право делать суждения, не спрашивая, хотят ли его слушать.

От всех этих переживаний и воспоминаний на меня накатило такое расстройство психологическое, что разболелся желудок, и я, всю ночь просидев в отхожем месте, до того истратил бумагу, что в последний заход очень растерялся, ничего не обнаружив под рукой.

Пометавшись, я увидел лишь газету «Огни Юго-Восточного административного округа» с изображением в передовице нашего участкового, капитана милиции Василия Петровича Лужкина, и, сообразив, что это однофамилец моего обидчика, с нескрываемым удовольствием совершил естественный акт первой полосой.

Позже я устыдился содеянного мной, так как Василия Петровича очень уважаю, и даже порывался с ним объясниться, но, понимая, что все равно ничего не докажу, удержался, хотя неприятный осадок и раскаяние остались: все-таки из-за злодея пострадал безвинный человек.

Теперь же чувство вины меня почти не гложет, скорее всего из-за того, что, встречаясь с критиком Лужкиным, я посмеиваюсь и подмигиваю ему, как будто только мы с ним вдвоем и обладаем какой-то неведомой тайной, причем очень важной и очень жуткой.

Духовный рост

Почему-то все уверены, что я духовно расту, и доказательствами для народа является то, что я почти не пью и бросил курить. Ко мне теперь стали подходить и говорить, что лицо мое приобрело оттенок херувимский, а слог и письмо очистились от сора. Отчасти я сам этому содействовал, распространяя слухи самостоятельно, но когда к тебе все подходят по очереди и смотрят в глаза проникновенно – надоедает.