Я стал специально чувствовать, чтобы проверить и подмены не обнаруживал, но он все настаивал, а на «Моссельмаше» объявил оборотнем меня, забившись с ногами на верхнюю полку и поминутно делая руками отмахивающие движения.
Я долго смеялся – и когда выходил на Ленинградском вокзале, и когда его вязали санитары, и даже в метро я подхихикивал, пока не увидел свое отражение в зеркале на перроне: лицо покрылось шерстью, из под рукавов топорщилась серая нечесаная шерсть, а изо рта медленно и лениво прорастали клыки.
Шестидесятые
Сессия
Моя жена сдает сессию в Литературном институте, а я хожу и всем рассказываю, что пишу за нее контрольные работы. Рассказываю, потому что дал ей одну готовую, помог собрать материал для трех и написал абзац в творческий рассказ. А всего контрольных – пятнадцать штук, и в каждой по двадцать листов.
Жена затаила обиду и, пользуясь моей технической безграмотностью, сменила настройки моего мобильного телефона. Теперь при запуске он выдает: «Привет, Козлина».
Как стать Великим Мачо
У Р. существует теория Великого Мачо – мужчины с большой буквы со всех сторон. Великий Мачо – это деспот, тиран и бузюка. Он гоняет жену и не дает покоя окружающим, пытаясь самоутвердиться, чтобы мир не погиб.
Когда самоутвердится, должен попасть в тюрьму, психушку или ЛТП, иначе не понять миссии и не достигнуть сатори.
Из-за этого подлинно Великих Мачо мало.
Фестиваль «Студенческая весна»
Я обладаю очень плохим голосом и никаким слухом, но люблю петь. Когда мне было семнадцать, за счет громкости и энергии моя бездарность в кругу сокурсников сглаживалась. Тем более что тексты я писал сам, а музыку – Андрей. Друзьям льстило, что мы авторы-исполнители, и они из чувства такта закрывали глаза на очевидные вещи. В конце концов, можно и потерпеть. Только Валерик подмигивал и говорил: «Ну ты же знаешь, что это такое».
Мы не вняли доводам разума и записались с Андреем на фестиваль «Студенческая весна». На сцену вышли самоуверенные. Если после первой песни зал недоуменно пожимал плечами, после второй – нахохлился, то на пятой половина ржала, а половина искала гнилые помидоры. Мы же всё требовали и требовали продолжения.
Я кричал: «А вот у нас есть еще песня, а вот у нас есть еще песня», – а Андрей просил поддержки друзей, но они залезли под лавки. Через десять минут нам отключили микрофон, и мы почувствовали себя русскими правозащитниками в железных тисках тоталитарной системы.
Сойдя со сцены, я спросил у Валерика: «Ну как?» «Сатрапы», – ответил он.
Сатрапы оказались правы, но много позже, как-то проходя по этажу общаги, я слышал, как студенты пели песню, написанную нами.
Кот Бахыт
Мои знакомые завели гладкошерстного котенка Бахыта. Сначала он был породистым, с висячими, как у овчарки, ушами. За ним охотились, а он убегал, но убегал, как убегают аристократы. Нехотя и с ленцой.
Когда кот вырос, он набрал вес, уши выпрямились, а шерсть отросла. Стал он мне не нравиться, так как лез на руки, орал, если о нем забывали, и не двигался, чем напоминал тапочки. Иногда я делал ему козу, а он не спрыгивал, а лез глазами на пальцы. Я думал, он тупой, но хозяева его любили. Возили с собой и не оставляли одного.
Однажды Н. привез к нам Бахыта в клетке и выпустил его на волю в гостиной. Кот всего шугался и мяукал, но через два часа освоился.
После выпитого мы стали целовать кота и протискали его всю ночь, а Бахыт, как собака, не отходил от нас. За час до отъезда Н. кот исчез из поля зрения, хотя раньше свистнешь – он радостно ответит.
Мы искали кота и звали до посинения, пока я не взял фонарик и не осмотрел углы, светя лучом, как в Освенциме. В одном сидел Бахыт. Он жмурился, как подозреваемый от лампы следователя. Мы его долго вытаскивали и дали в лоб. После этого я решил, что кот не дурак.
Шестидесятые
Наверное, в шестидесятые было так же, как в девяностые. Сначала все развеселились и оторвались, а потом пришел мощный капец, и «кто не спрятался, я не виноват». Если не прибился к твердой гавани, то сиди, как Платонов, в подвале или служи при храме, как Сопровский. Холодно и голодно, но удается сохраниться, хотя такое спасение какое-то жалостливое, словно бежишь за уходящим вагоном последней электрички. Понимаешь, что бесполезно, но все равно ничего поделать не можешь. Привык.
В такое время рождаются романтики. Они долго не верят в перемены и упорно отстаивают заблуждения молодости, пока не воспитают себе подобных для будущего парникового периода. Те через тридцать лет начудят, и все так и движется по замкнутому кругу. От обкома к префекту, от мэра – к новгородскому вече.
Сегодня, когда я ехал домой, в вагон метро вошел стиляга шестидесяти лет и заиграл на саксофоне. Было заметно, что хоть он и сильно хочет есть, но занимается любимым делом так, словно что-то постоянно доказывает окружающим. Пусть серая кожа, пусть ввалившиеся синие щеки, пусть запах, но никакого ледникового периода. Просто делай что должно. Пусть даже это никому не нужно.