Соломон Крид. Искупление

Я поехал к свету, а тьма сомкнулась вокруг меня, и от светлого столпа на холмистую местность легли резкие тени. А я словно шел по замершему морю к одинокому маяку. Его луч упирался прямо в меня и следовал за мной, куда бы я ни свернул.

Была уже ночь. Луч сиял ярче звезд. Я не мог смотреть на него. Приходилось опускать голову, закрывая глаза полями шляпы, и следовать за светлой полосой на земле. Временами я поднимал глаза, взглянуть, насколько приблизился, но не мог определить. Спустя три с лишним часа езды, когда я уже усомнился в своем здравомыслии, мул внезапно остановился, и я наконец увидел, откуда – а вернее, из чего – исходит сияние.

Увиденное сперва показалось мне прорезанной в самом естестве ночи дверью, ведущей в ослепительный, залитый солнцем мир. Но когда мои глаза немного привыкли, я понял: это не дверь, а длинное узкое зеркало, установленное на низкой подставке. Оно казалось настолько неуместным посреди безлюдной дикой пустыни, что сам факт его находки показался удивительнее, нежели льющийся из зеркала свет. В центре зеркала, на месте моего отражения, виднелось темное пятно. Я отпустил поводья и шагнул к зеркалу, сдвинувшись чуть в сторону, так что темное пятно моего отражения переместилось тоже вместе с яркой отраженной местностью за ним. Похоже, за зеркальной гладью была та же самая пустыня, холмистая равнина и далекие горы за ней, но время года казалось другим: больше зелени, пятна ярких цветов – красного, фиолетового, желтого. Цвели кусты, трава и кактусы. А в пустыне по мою сторону зеркала цвела только смерть. По другую сторону отличалось и небо: клубились, цепляясь за дальние пики, серые, напитанные дождем грозовые облака, и потому, наверное, от зеркала исходил сильный запах креозотовых кустов, мешаясь со свежим ароматом цветов. Где-то в зазеркалье шел дождь.

Я медленно обошел вокруг зеркала, словно изумленный зритель на представлении фокусника, приглашенный на сцену, чтобы убедиться: позади волшебного шкафа ничего нет. И увидел совершенно простое, обыкновенное зеркало в деревянной раме без резьбы и прочих украшений.

Я вернулся к отражающей поверхности и обнаружил: за ней – иная часть пустыни. Горы исчезли, до горизонта расстилалась прерия. В зазеркалье было так жарко, что воздух у земли дрожал и мутился, и местность виделась, будто сквозь взбаламученную воду. А впереди возвышался громадный валун. Подъезжая, я видел его близнеца. Но валун в зеркале все же отличался. Он был аккуратно расколот надвое, и из щели, клокоча, бил источник. Вода сверкала под солнцем, разливаясь кристальным озерцом вокруг разбитой скалы.

Охнув, я помимо воли шагнул вперед, забыв, что передо мной всего лишь отражение, – и сильно ударился о холодное стекло. Отшатнулся и упал на землю. Затем посмотрел на зеркало и охнул снова. Хоть я лежал, мое отражение осталось стоять, и я осознал с ужасом и удивлением: человек в зеркале – не я.

63

Соломон осторожно выбирал путь на местности, норовившей уползти, убежать либо выпасть из-под ног. Нижние склоны состояли из скрепленного землей щебня – из того, что родилось от выветривания и унеслось вместе с дождевыми потоками с верхних склонов. Здесь росли кусты и трава. Их цепкие, устойчивые к засухе, далеко раскинувшиеся корни скрепляли поверхность. Но конские копыта сразу же показывали, насколько хрупкой она была. Впереди Соломон никаких следов не видел, а любому, вздумавшему направиться по следам Сириуса, потребовалась бы удвоенная осторожность, чтобы не соскользнуть далеко вниз вместе с потревоженным тонким слоем почвы. Однако Соломон все равно постоянно оглядывался, проверяя, нет ли погони. Он пообещал Холли встречу на месте смерти ее мужа и не хотел, чтобы обещанию помешала небрежность.

Он успел достичь дороги ко времени, когда солнце поравнялось с вершинами гор, и поехал параллельно ей, пересекая лощины и распухшие от дождя ручьи. Дорога постоянно карабкалась вверх, из склонов все чаще торчали массивные обломки скал, местами образуя настоящий каменный лес. Спустя десять минут Соломон увидел на краю дороги белый камень с плоской гранью, на которой было высечено изображение орла над словами: «Тропа переселенцев». Соломон спустился к указателю, остановился подле него и проверил дорогу впереди. Через сто ярдов она сворачивала и скрывалась за отвесной красной скалой. От указателя открывалась широкая панорама долины с высоким, сильно рассеченным горным хребтом вдалеке, чьи очертания показались знакомыми. Соломон поехал к скале, прислушиваясь – не доносится ли шум моторов, – и заметил на повороте размазанные по асфальту масляные пятна.

Там Соломон спешился, увел коня с дороги и привязал у мескитового куста, а сам стал рассматривать окрестности.

Полотно было в отличном состоянии: ни выбоин, ни вмятин, оставленных упавшими сверху камнями. Внезапно увидев такой камень в свете фар, водитель может инстинктивно дернуть руль. Отсутствовало и ограждение на краю дороги. Вряд ли кто-то считал этот участок опасным. Но именно здесь Джим Коронадо упал в пропасть и умер.