Соломон Волков История русской культуры 20 века

Лимонов, «писательская слава меня уже не волнует. Мой литературный талант получил мировое признание. Теперь мне хочется, чтобы был признан мой политический дар». Малотиражные оппозиционные газеты, в которых Проханов и Лимонов печатали свои страстные антиельцинские призывы, были, после капитуляции «Белого дома» 4 октября 1993 года под натиском проельцинских войск, закрыты указом Президента, что дало «пламенным реакционерам» повод говорить о попрании свободы печати. Впрочем, вскоре многие из этих изданий открылись вновь, но, как и прежде, популярностью они не пользовались: никто из идеологов оппозиции не обладал общенародным авторитетом. Подобный авторитет имел на тот момент, пожалуй, только один человек - Солженицын. Люди ждали его оценки потрясших страну травматических событий. Но Солженицын, проживший к этому моменту на Западе девятнадцать с половиной лет и уже объявивший, что собирается вернуться в Россию, высказался кратко и аэмоцио-нально (что для него нетипично), охарактеризовав столкновения 3-4 октября как «совершенно неизбежный и закономерный этап в нашем мучительном и долголетнем пути освобождения от коммунизма». Возможно, Солженицын осторожничал, желая сохранить за собой свободу политического маневра. К этому моменту он уже закончил главный труд своей жизни - десятитомную историческую эпопею «Красное Колесо», задуманную автором давно, еще восемнадцатилетним студентом. Идеей Солженицына было описать Февральскую революцию 1917 года, которую он всегда считал самым значительным и роковым событием отечественной истории, изменившим судьбу не только России, но и всего мира. Символику этого названия Солженицын разъяснял так: «Революция, огромнейшее космическое Колесо, подобное галактике... которое начинает разворачиваться, - и все люди, включая и тех, которые начинали его крутить, становятся песчинками. Они там и гибнут во множестве». Но для того, чтобы читателю стали ясны корни революции, Солженицын описал также Первую мировую войну и ее предыстоки, сосредоточившись на четырех, как он их назвал, «Узлах»: «Август четырнадцатого», «Октябрь шестнадцатого», «Март семнадцатого» и «Апрель семнадцатого». В этом беспрецедентном историческом полотне колоссального объема (Солженицын плотно сидел над ним 18 лет) автор пытался решить сложные нарративные задачи, спрессовав огромный документальный материал с помощью разнообразных приемов: туг и in ихологические профили политических лидеров той эпохи (особенно выделяются яркие портреты Ленина и Николая II), и чистая (фоника, и документы (письма, телеграммы, листовки), и обширные им игы из газет. Ike это организовано конструктивно и в особенности ритмически. I uii/кепицын управляет ритмом повествования, меняя его, стыкуя и Оош

к

тавляя по принципу контраста большие куски, но также и малые in и юды. Это музыкальная проза. Поэтому я сравнил бы «Красное Колесо» не с «Войной и миром» (как это иногда делают), а, скорее, ерами Мусоргского или Римского-Корсакова. Когда я в 1985 году написал об этом (в связи с «Октябрем шест-ИИ щатого») Солженицыну, то получил от него неожиданный ответ: (Вы очень верно почувствовали: откровенно сказать, мой любимый \ 'I in ель в «литературе» - Бетховен, я всегда как-то слышу его, когда нишу». В «Красном Колесе», вопреки расхожему представлению о || и цикличности Солженицына, нет центрального героя, который выражал бы авторские идеи, оно принципиально «диалогично» (если |0Спользоваться терминологией Михаила Бахтина) или, если угодно, -I имфонично». Солженицын явно стремился дать читателю максимальную «ИН формацию к размышлению»: отсюда акцент на описании подлинных I обытий в ущерб, к примеру, традиционным для жанра романа ЛЮ боиным линиям. Мучительно пытаясь понять, что же привело Россию | революции, которую он расценивал как неслыханную трагедию, « оижепицын склонялся к тому, что «виноваты все, включая простой народ, который легко поддался на эту дешевую заразу, на дешевый Обман и кинулся грабить, убивать, кинулся в эту кровавую пляску. И«· все-таки более всех виноваты, конечно, правящие...». '·)ти соображения Солженицына обрекали «Красное Колесо», его шве in ый труд, на неуспех как у современных либералов, для кого рых Февральская революция продолжала оставаться важной вехой и Ьеудачливой истории демократии в России, так и у консерваторов, во lu·i·x бедах страны винивших чужеродцев, в первую очередь евреев. Непросто складывались отношения Солженицына с западной Политической элитой. С самого начала своего изгнания он позиционировал себя как яростного противника политики дстанта, которую в кч период, iana;i, проводил в отношении Советского Союза. Считая, Mm западные компромиссы в пой области неизбежно приведут к Китистрофс, Солженицын изобрел поразительный тезис о том, что