Соломон Волков История русской культуры 20 века

Это санкционированное Сталиным идеологическое послабление имело своей целью объединение всей страны перед лицом смертельной угрозы. Сталин даже пошел на союз с Православной Церковью: как бывший семинарист, он хорошо понимал, какой огромной может быть спиритуальная сила религиозного послания. Среди тех, для кого, по словам Пастернака, «война явилась очистительной бурею, струей свежего воздуха, веянием избавления», был Андрей Платонов, которого в наши дни многие считают величайшим русским прозаиком XX века после Льва Толстого и Чехова. (Иосиф Бродский полагал, что Платонов - автор на уровне Джойса и Кафки; иногда он добавлял: «а может быть, и выше».) Филонова и Платонова я бы назвал братьями-близнецами в искусстве, хотя внешне они были мало схожи. Филонов был высокий, с глазами, которые его друг поэт Велимир Хлебников называл «вишневыми», а Платонов - голубоглазый как ребенок, приземистый, с глуховатым голосом, в то время как у Филонова голос был красивым, низким, звучным. У обоих выделялся высокий лоб и пристальный взгляд, но в харизматическом облике Филонова доминировала его волевая исступленность, а широколицый Платонов, который в молодости мог быть язвительным и придирчивым (особенно подвыпив), с годами уходил в себя, все более напоминая своего любимого персонажа, «сокровенного человека». При этом Платонов в своих произведениях не раз изображал фанатичных и косноязычных «беспартийных большевиков» вроде Филонова, а сам писатель, с его характерно пролетарской внешностью (как вспоминал один знакомый, Платонова легко было принять за «третьего» у входа в винный магазин), вполне мог появиться на одном из экспрессионистских урбанистических филоновских рисунков. И Филонов, и Платонов жизнь свою прожили как аскеты. Платонов родился в семье паровозного машиниста и в 1919 году, двадцати лет от роду, добровольцем пошел в железнодорожную часть особого назначения (ЧОН), печально известные большевистские карательные отряды. Рано начал публиковаться, а в 1927 году его повесть «Епифанские шлюзы» (философская притча о столкновении русской народной мудрости с волюнтаризмом властей и западным прагматизмом) обратила на себя внимание Горького, которому ободренный Платонов послал тогда рукопись своего многострадального шедевра, романа «Чевенгур» - о диковинном опыте построения «собственного коммунизма» в маленьком провинциальном городке. Из отклика Горького, относившегося к Платонову с искренней симпатией, ясна платоновская дилемма; «...при неоспоримых досто- инствах работы вашей, я не думаю, что ее напечатают, издадут. Этому помешает анархическое ваше умонастроение, видимо, свойственное природе вашего «духа». Хотели вы этого или нет, - но вы придали освещению действительности характер лирико-сатирический, это, разумеется, неприемлемо для нашей цензуры. При всей нежности вашего отношения к людям они у вас окрашены иронически, явля ются перед читателем не столько революционерами, как «чудаками» и «полоумными». Не утверждаю, что это сделано сознательно, однако это сделано...» Предсказание Горького, увы, сбылось: при жизни Платонова «Чевенгур» так и не увидел света, в СССР его издали только почти через 60 лет, в разгар перестройки. Но когда произведения Платонова все же прорывались через цензуру в сталинской России, последствия для писателя часто оказывались катастрофическими. В 1931 году Сталин, внимательно следивший за советскими ли тературными журналами, прочел в одном из них, «Красной нови», повесть Платонова «Впрок». О реакции вождя можно судить по его письменным ремаркам на полях журнала (этот экземпляр сохранился в архиве): «Это не русский, а какой-то тарабарский язык», «Болван», «Подлец», «Мерзавец» и т.д. На первой странице - итоговая рею люция Сталина: «Рассказ агента наших врагов, написанный с целью развенчания колхозного движения». Один из литературных начальников тех лет, Владимир Сутырин, вспоминал позднее о том, как в июне 1931 года его с Фадеевым, в ВОТ момент главным редактором «Красной нови», поздним вечером привезли на машине в Кремль, на заседание Политбюро. Вдоль стола, за которым сидели Молотов, Ворошилов, Михаил Калинин и другие руководители страны, ходил попыхивающий трубкой Сталин с «Красной новью» в руке. Буквально с порога Сталин атаковал Фадеева: «Это вы напечатали кулацкий антисоветский рассказ Платонова?» 11обледневший Фадеев ответил, что этот номер журнала был состав лен предыдущим редактором. Тогда того доставили в Кремль через полчаса, в течение которых в комнате царило полное молчание. Представший перед лицом вождя бывший редактор, от страха буквально не державшийся на ногах, начал в свое оправдание лепетать что-то бессвязное. С лица его лил пот. Обращаясь к своему секретарю Поскребышеву, Сталин сказал с презрением: «Уведите этого... И вот такой руководит советской литературой... А вы, товарищ Сутырин и товарищ Фадеев, возьмите этот журнал, па нем есть мои замечания, и напишите статью, в которой разоблачите антисоветский смысл рассказа Платонова. Можете идти».