Солона ты, земля!

Молча идут Колыгин и Савин — за полдня словом не обмолвились. Иван давным-давно уже не «сочиняет» своих похождений, давно не слышал Юрий его постоянных концовок: «Смеху потом было!»… Сейчас говорить не о чем, да и незачем — Юрий знает, о чем думает Иван, Иван знает, о чем думает лейтенант.

Еще издали Юрий заметил двух бредущих навстречу людей. По всему было видно, что это не немцы. «Опять наши мученики-пленные». Так оно и оказалось. Подошли двое русских — один пожилой, изможденный, другой молодой, мордатый. Иван сразу обратился к парню.

— Документы!

Тот проворно полез за пазуху, вынул складной бумажник, развернул его, доставая красноармейскую книжку. Иван бесцеремонно забрал у него весь бумажник и начал проверять каждый кармашек. Извлек золотое кольцо.

— Где взял?

Парень немного замялся.

— Нашел в лагере. Немец потерял, а я подобрал.

Иван засопел, но ничего не сказал. Потом вытащил пачку каких-то потрепанных бумажек. Из них выпала фотокарточка. Поднял, всмотрелся в бледный отпечаток. Юрий тоже склонился. На снимке этот парень стоял, уперев руку в бок и выставив вперед ногу в немецком сапоге. Сзади лагерные проволочные загражденья.

— Видать, хорошо жил в плену…

— Что вы! Это так дружок снимал. Разве в лагере жизнь! — поспешно оправдывался тот.

— По морде видно, — обронил Иван.

Парень скреб носком снег.

— Где в плен сдался?

Парень испуганно посмотрел на Савина.

— Что вы, гражданин начальник! Я не сдавался. Взяли в плен. Окружили.

— Где?

— Под Котлубанью, осенью.

— Врешь! Под Котлубанью не окружали никого! — Иван с неприсущей ему озлобленностью смотрел на пленного. Потом снова засунул пятерню в бумажник, пошарил там и вынул… презерватив. Юрий заметил, как Савин сразу побледнел, зрачки у него судились — он впился ими в лицо парня.

— Так… — выдохнул он. — Это тоже от плохой жизни? А ну, пойдем!

Он за рукав стянул его с тропинки и тут же, не снимая автомата, неожиданно для Юрия выпустил в грудь парню короткую очередь. Тот рухнул тяжело, как подпиленная коряжистая сырая осина. Иван повернулся ко второму пленному. Тот смотрел на него обреченными глазами.

— А ты, батя, топай дальше, — сказал он хрипло. — Вон видишь, цепочка показалась из балки? Это наш полк. Там тебя примут. Давай жми.

Пленный пошел, поминутно оглядываясь. Вдруг Иван окликнул его.

— Погоди, — засунул руку в карман, долго там шарил, глухо позвякивая патронами, вынул банку консервов. — На, лови! Подкрепишься. А то и до своих не дотянешь…

Тронулись дальше.

— Зря ты, Иван, застрелил парня, — глухо сказал лейтенант. — Особисты разобрались бы что к чему, законно бы сделали все это.

Иван как ошпаренный обернулся — словно он ждал этих слов. Таким Юрий его не видел никогда.

— Законно?! Здесь законы устанавливаю я! — он сердито потыкал пальцем вниз, себе под ноги. — Эта земля пока ничейная. Войска — вон где пока идут, — кивнул он назад. — А здесь я хозяин. И закон здесь — это моя совесть! Понял?.. — И чуть тише, но так же настойчиво продолжал — Ванька Скрипченко что, жить не хотел? А Гошка Волобуев? А все остальные?.. А этот ряшку наедал и думал не о победе, а как бы венерическую болезнь не схватить!..

И уже много спустя, охолонув, неожиданно заговорил:

— Осенью под Котлубанью у нас один разведчик уполз к немцам. Десять дней не могли мы «языка» взять. В стельку все вымотались. Он не выдержал, сдался в плен. На следующий же день немцы все наши батареи побили и штаб полка разбили — выдал, гад… Я все эти дни о нем только и думаю. Если бы сейчас он мне попался! Он бы мне душу облегчил, камень бы снял с нее тяжелый. Я бы не стал его убивать, не-ет! Я бы ножом резал, лоскуты бы сдирал с него с живого! — И еще позже, словно заканчивая разговор, спокойно сказал — А этот из той компании. Зря ты, лейтенант, жалеешь его. А особистам и без него делов хватит…

На рубеже Большой и Малой Россошек отступавший немец задержался не надолго. Выбили его оттуда почти с ходу. И он покатился дальше по фронту на Кузьмичи — разъезд Конный — Гумрак, намереваясь зацепиться, видимо, за вал Анны Ивановны — земляное сооружение, возведенное две сотни лет назад и предназначавшееся для защиты южных границ Российского государства. Но и пятиметровой высоты вал не помог. И только у завода «Баррикады» отступление кончилось — дальше бежать было некуда.

31 января южная группировка немецких войск, расположенная в центре города, сложила оружие и сдалась в плен вместе с командующим Шестой армией Паулюсом, которому накануне высочайше пожаловано было от фюрера звание генерал-фельдмаршала. Северная группировка, занимавшая промышленную зону Сталинграда, еще сопротивлялась.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

1

Лагерь жил привычной жизнью, деловито, бурно и… весело. Каждый день уходили отсюда в разных направлениях группы людей, нагруженных взрывчаткой, вооруженных автоматами, прибывали сюда лыжники, верховые на взмыленных лошадях, груженые санные обозы. Чуть ли не каждую ночь прилетали самолеты с Большой земли.