Солона ты, земля!

Михаил, ее муж, был в институте тихим, неприметным. Учился старательно. Сам малоразговорчивый, может, за задумчивость и замкнутость он и полюбил Катю, а может, еще за что — она не знала. Катя долго не обращала на него внимания — не замечала его взглядов, мимо ушей пропускала нашептывания подружек о самостоятельности и серьезности Михаила Дорофеева. Несколько раз он пытался, набравшись храбрости, проводить ее до общежития, пригласить в кино, но она настойчиво и твердо говорила:

— Не надо. Оставьте меня в покое…

Но он не оставлял ее в покое. По-прежнему каждый день после занятий стоял в вестибюле, дожидаясь. А потом неизменно шел следом. Вначале она, пытаясь отвязаться, заходила в магазины, в библиотеку, еще куда-нибудь. Но стоило ей потом пройти два — три квартала, как снова замечала его. Однажды подошла к нему и, еле сдерживая гнев, сказала:

— Что вам от меня нужно? Что вы мне проходу не даете?..

Он смутился. И ничего не сказал.

Несколько дней Катя не видела его. Потом он появился опять. Теперь он смотрел на нее издали. Если шел вслед, то только по другой стороне улицы, далеко сзади, если смотрел на нее в зале или аудитории, то только из-за спин товарищей.

— Миша, — мягко, просяще сказала она ему, улучив момент. — Что вы от меня хотите? Ни к чему это.

На этот раз он не смолчал.

— Я люблю вас, Катя. Без вас жить не могу. Нету у меня сил, понимаете? — сказал, повернувшись, и пошел.

Теперь уже она не нашлась, что ответить.

После госэкзаменов поженились. Жили у его родителей на Прудских, работали в одной школе. Год тихой, спокойной жизни прошел, как один день. Ласковый, уступчивый муж наглядеться не мог на нее. На что уж вспыльчива Катя, ни с того ни с сего может взвинтиться, накричать, — и то ни разу голоса не повысила. Все ее желания угадывал. И Катя не злоупотребляла его любовью и заботами. Она жила тоже тихо, не слышно, замкнутая в себе.

Потом началась война. Родился сын. Странное чувство появилось у Кати, незнакомое, непривычное — материнское. До этого она была равнодушна к детям. В учителя-то пошла не из-за любви к ним, а только за тем, чтобы получить образование. А тут вдруг что-то пробудилось. Ничего, кроме сына, не существовало для нее. Муж жил где-то рядом, — она не замечала. Даже Сергей, и тот потускнел, отодвинулся в далекое прошлое.

Жить в городе становилось труднее, и когда муж получил повестку в армию, она сказала ему, что поедет домой, в Петуховку.

Поплакала на вокзале, а через полгода тихо, в подушку оплакала похоронную. Тысячи, миллионы похоронных листков, как осенний листопад, кружились тогда над страной. С тревогой, с замиранием сердца ждали матери, жены, старики, ждал каждый — упадет или не упадет на его голову. И вот на Катину голову упал. На многие головы в родной Петуховке упал. Все плакали. Плакала и Катя. Но как-то однажды, в конце войны Катя сделала открытие: она не помнит лица мужа, не знает, какого цвета глаза у него. Ей стало стыдно — как же так, отца своего ребенка и забыть! Вырастет сын, спросит, каким был его отец. Что ему ответить? Какие привычки были у него, что он любил, чего не любил — ничего она не знает. Был бы жив — ладно. Но человека погибшего, человека, который, может быть, до последней секунды, до последнего вздоха думал о ней и об их сыне, забыть так быстро — это бессердечно. И Катя плакала, ругала себя. Но что поделаешь, если еще при нем она уже забыла о нем, если он так тихо и послушно жил рядом с ней, что она так и не заметила его существования!..

И вот снова на пути встал Сергей… Еще более красивый, еще более сильный и еще более… родной. Когда однажды в президиуме она увидела его знакомую, высокую фигуру, ей стало дурно.

Не слышала Катя, о чем говорили на пленуме, ничего и никого не видела, кроме Сергея. Просидела полдня как во сне. Очнулась только дома утром.

Очнулась уже в новой жизни, не похожей на прежнюю. Очнулась в своей юности. Но это была уже не та юность, мелькнувшая пять лет назад. И Катя была уже не та. На этот раз она решила не ждать своего счастья, а брать его, завоевывать.

2