— Крытый ток — это наше спасение! — говорил он.
И тока были построены. Построены в рекордно короткий срок — за неделю. Но и под крышами сырой хлеб начинал гореть. Тогда по Алтаю прошел клич кулундинцев: держать хлеб на лопатах! Все колхозники, от ребятишек до стариков, вышли перелопачивать зерно, перекидывать его с места на место. В райцентре и в селах Сергей Григорьевич приказал закрыть конторы и учреждения и весь народ вывести на спасение хлеба.
А дожди не прекращались.
Нужны были срочные меры. Нужны были зерносушилки, много зерносушилок. А их не было. Заводские передвижные сушилки типа «Колхозница», имевшиеся до войны в некоторых колхозах, сейчас в большинстве были непригодны к работе. Сергей Григорьевич забывал о еде, о сне. Глаза у него ввалились, он был не брит.
— Ну, что делать, Николай? — с надеждой спрашивал он Николая Шмырева. — Что делать?!
Если бы сам мрачный и уставший Шмырев знал, что делать! Он смотрел на друга и терзался — тут в одном колхозе ладу не дашь с зерном, а у него на шее их семьдесят!
— Осень ведь вовсю, а ты чего это в одной шинелешке ездишь?
— Позови стариков, — не ответив, поднял голову Новокшонов. — Может, что-нибудь посоветуют, как-никак век прожили.
— Позвать, конечно, можно, — Шмырев махнул рукой, — только бесполезно все это. Они за всю свою жизнь столько хлеба не видели…
Через полчаса на новокшоновской машине свезли в контору дедов. Их набралось больше десятка. Сергей Григорьевич с каждым здоровался за руку, спрашивал про здоровье, про житье-бытье, про внуков. У него появилась надежда: а вдруг что-нибудь присоветуют. Дедам нравилось такое обращение — хоть и свой он деревенский, мальчонкой, как и все, по огородам лазил, с девками на игрище хороводился, но теперь начальство да не малое, всем районом руководит. И старики разглаживали бороды, степенно рассаживались на табуреты, на скамьи. Новокшонов закурил из кисета деда Охохо наикрепчайшего самосаду. Это тоже понравилось.
— Приехал к вам, старики, за советом, — начал Сергей Григорьевич. Некоторые из его советчиков пошире расставили ноги, торжественно оперлись о костыли. — Посоветуйте, как быстрее хлеб сушить. Сушилок во многих колхозах нет, а хлеб влажный. Пропадет хлеб, старики!
Деды закрутили бородами. Некоторые солидно кашлянули в кулак. Молчали. Так с бухты-барахты не присоветуешь. Сергей Григорьевич не торопил. Спокойно рассматривал бороды: седые, пегие; до желтизны обкуренные. Вот дед Охохо, когда-то лучший стогоправ колхоза был. До войны Сергей метал с ним сено не раз. А сейчас не только сам, но и веревкой не затащишь его на стог — развалится, как трухлявая коряга. А табачище все еще курит свой, с девятой гряды от бани… В прошлом году Костя говорил: «Наш дед еще кобызится!» А нынче уж не то. Видать, откобызился старый партизан — глаза слезятся, руки трясутся. И только Игони Волкова дед, старый печник Агапыч, еще держался бодро.
Так, рассматривая по очереди каждого, Сергей Григорьевич терпеливо ждал.
— Трудную ты нам задачу задал, Сергей Григорьевич, — с присвистом выталкивая в щербатый рот слова, прошамкал дед Леонтьич.
— Мы ить раньше-то не сушили хлебушко-то, — подтвердил Агапыч. — Сэстоль хлеба-то не бывало у нас… Можно раздать по избам, бабы на печах будут сушить.
Но дед Охохо сердито засипел горлом, затряс головой и только потом выдавил из себя:
— Что ты, сусед! Нешто этакую махину хлеба высушишь на печи?
Сергей Григорьевич повернулся к Агапычу.
— Придумай, Агапыч, такую печку, чтобы сразу тонну или две зерна засыпал и через три — четыре часа оно было сухим, — ухватился за идею печки Новокшонов.
— Что ты, сынок! Кабы я ученый был, может, и придумал. А как я придумаю? Ты вот дай мне чертежи, объясни, тогда я сделаю любую печку. А придумать, как я придумаю? Тут анжинера надоть.
Сколько ни бился Сергей Григорьевич, так ни до чего и не дотолковался.
— Значит, ничего не присоветуете? — упавшим голосом спросил он.
Деды, несколько смущенные своей беспомощностью, стали подниматься, раскланиваться с секретарем райкома.
— Ты уж не обессудь, Сергей Григорьевич.
— Кабы насчет землицы поговорить, али об урожае — какая погода будет на прок, мы бы с удовольствием.
Подталкивая друг друга, они направились к выходу.
Когда за дедами закрылась дверь, Николай Шмырев сплюнул на пол.
— От этих дедов пользы — в гололедицу только пускать их по улице…
— Я уж всех строителей, механиков и агрономов в районе замордовал, — сказал Сергей Григорьевич. — Не могут придумать такую сушилку, чтобы ее можно быстро сделать и чтобы она хорошо сушила. В Петуховке сделали печь в три метра длины и два метра ширины. В нее сразу по два воза дров входит. Распалили ее, как паровоз, не успели зерно смести с нее — полтора центнера сгорело.
— Надо меньше топить.
— Думаешь, не пробовали! Бесполезно. Мало топить — она в сутки по центнеру сушит. Прибавят — зерно начинает жариться, подпрыгивает, как на сковороде.