Солоневич

Сначала приезд Тамары, потом отъезд Юры на учёбу в Вену изменили порядок жизни в «семейной» редакции. По настоянию Тамары переехали на новую квартиру в центр Софии. Иван был доволен переменами в своей жизни. После гельсингфорсской борьбы за существование, унизительной благотворительности эмигрантских дам и того, что ему казалось тогда непоправимой личной катастрофой, он добился всего, чего хотел. Теперь можно зажить по-настоящему: у него есть своё любимое дело, о котором не приходилось даже мечтать в Советской России, удалось, наконец, восстановить семью. Тамара наладила их совместную жизнь, стала незаменимой сотрудницей в редакции, вызывая этим, кажется, скрытую ревность Бориса. Впрочем, все преходящие нюансы отношений отходили в сторону, когда на каникулы приезжал Юра. Он с гордостью демонстрировал родителям свои рисунки и акварели, блокноты с зарисовками, сделанными на улицах Вены. Успехи его были несомненны.

Не изменяло ему и чувство юмора. Анекдоты, которые Юра привозил из Вены, пересказывали в Софии и русские, и болгары. Они помогали понимать суть текущих событий, с иронией относиться к «вождям современности», имена которых произносились с патетическим придыханием. Успехом пользовался анекдот о плавании в стиле «блюм»:

«У самолёта заглох мотор, и он рухнул в озеро. Летевшие в нём пассажиры — немец, итальянец и француз — свалились в воду. Немец рванул к берегу сажёнками: „Хайль Гитлер! Хайль Гитлер!“ и успешно выплыл. Итальянец замахал руками по-собачьи: „Дуче! Дуче! Дуче!“ и тоже добрался до берега. А француз сделал „блюм!“ и пошёл камнем ко дну»…

В последних числах декабря 1936 года начальник столичного почтамта пригласил Ивана для контрольного вскрытия нескольких адресованных ему писем. Перед процедурой вскрытия начальник с явной недоброжелательностью сказал: «У нас есть подозрение, что в них есть вложения валюты». На этот раз издателю «Голоса России» повезло только в одном из конвертов оказались франки, да и то на небольшую сумму. Однако протокол был составлен, а Солоневич строго предупреждён: если деньги будут пересылаться подобным образом, то его привлекут к ответственности «за финансовую контрабанду». Эта история с контрольным вскрытием произвела на Солоневичей неприятное впечатление. Они решили, что кто-то близкий к семье из-за элементарной зависти написал на них донос…

ИНО подготовил для руководства НКВД очередную сводку о «ситуации» вокруг братьев, подписанную Шпигельгласом и Клесметом[124]:

«В кругах РОВС и болгарской полиции растёт недоверие к Солоневичам. Этим кругам известно о „бесспорной работе“ братьев с большевиками. Подтверждается это якобы такими фактами: Солоневичи получают значительные деньги из неизвестного источника. Они переехали из пригорода в центральную часть Софии, арендовали большую и дорогую квартиру. Стали регулярно выпускать газету в увеличенном размере, несмотря на слабое поступление денег за неё. Советское полпредство упорно молчит по поводу „Голоса России“, одновременно протестуя против издания эмигрантских газет „За Россию“, „Русь“ и других. Приезд Ольги Хольстрем из Гельсингфорса к Борису расценивается в РОВС и полиции как стремление братьев к расширению поля деятельности.

Несмотря на все подозрения, полиция и РОВС конкретных мер к изоляции или ликвидации Солоневичей не предпринимают. Несколько дней назад Браунер пригласил Ивана Солоневича отдохнуть за город в надежде что-нибудь выведать у него. В результате оба напились и с большим трудом вернулись домой».

Глава восемнадцатая «НЕ ПОРА ЛИ ОБЕЗВРЕДИТЬ?»

К началу 1937 года внимание НКВД окончательно переместился с Бориса на Ивана. Негативный для СССР резонанс его публицистической работы агентура НКВД фиксировала во всех странах русского рассеяния. На Лубянке всё чаще прикидывали варианты радикальной «нейтрализации» издателя «Голоса России». В первой половине января резидент Яковлев получил новые, предельно лаконичные указания по «спортсменам»: «Продолжайте их освещать. Вопрос обсуждается сейчас руководством под углом „ликвидации этого дела“».

С копиями писем Солоневича знакомилось всё руководство НКВД — Ежов, Агранов, Слуцкий, Миронов. Одно из писем — Е. П. Березовскому в Харбин (от 19 января 1937 года) привлекло особое внимание. В нём Иван благодарил своего помощника за усилия по изданию «России в концлагере» в Японии:

«Теперь мы читаем ежедневно, что Ниппон хочет вести серьёзную борьбу с Коминтерном, а издание таких книг, как моя и брата, может много помочь для просвещения мозгов левизанствующих японцев… Пока книга появилась только на чешском языке. На французский — переводится. Думаю, что раньше всего выйдет немецкое издание — приблизительно в мае… В Америке и Англии книга выйдет, вероятно, не раньше лета. Книга брата „Молодёжь и ГПУ“ будет опубликована на русском языке только в марте. Просим Вас развить на неё подписку, шлём рекламу. Не поговорите ли Вы в китайском посольстве о переводе её на китайский? Мы Вам с удовольствием дадим известный процент за комиссию»…