Солоневич

Расстояние 250 километров до места назначения поезд преодолевал шесть суток. В морозное утро 17 января 1934 года подневольную рабсилу выгрузили на обдуваемой холодными ветрами станции, которая находилась в зоне подчинения Подпорожского отделения ББК… Строительство канала, которое курировало ОГПУ, длилось два года и к моменту прибытия Солоневичей в эти края завершилось. Они были наслышаны об этой ударной стройке, в которой участвовали не менее 280 тысяч мужчин и женщин, инженеров, техников, рабочих, осуждённых «за саботаж и антисоветские настроения».

По мнению Ивана, строительство канала использовалось советской властью в пропагандистских целях, как успешный пример перековки трудом политических врагов и уголовников-рецидивистов. В кампании по распространению этого опыта участвовали видные деятели искусства и литературы во главе с Горьким. Особенно отличился драматург Николай Погодин, написавший пьесу «Аристократы», в которой восторженно оценил вклад ОГПУ в организацию стройки века, подлинный гуманизм и благородство чекистов. После торжественного пуска канала в эксплуатацию многие руководители-чекисты были награждены орденами, были поощрены некоторые заключённые-передовики — их выпустили на волю по амнистии.

Лагерный пункт Погра относился к владениям ББК. Посреди леса на окружённой колючей проволокой поляне располагались дощатые бараки, по которым и распределили новоприбывших. По описанию Ивана, каждый барак напоминал «гробообразный ящик» 50 метров в длину и 8 в ширину. Нары были сколочены вдоль стен, имелись одна дверь, два подслеповатых окна, буржуйки для обогрева. В ОГПУ готовились к очередной ударной стройке: возведению гидроэлектростанции на реке Свирь, для этого и «концентрировалась» необходимая рабочая сила в 28–30 тысяч человек.

На первых порах Иван внутренне ощущал себя больше журналистом, чем рядовым «зеком», считая, как и его спутники по несчастью, пребывание в лагере очередным приключением, которое надолго не затянется, ведь до финской границы было около 200 километров. Размышления его на этот счёт были оптимистичны: «Всё, что нас ждёт дальше, будет легче того, что осталось позади. Здесь — мы выкрутимся. И так, в сущности, недолго осталось выкручиваться: январь, февраль… в июле мы уже будем где-то в лесу, по дороге к границе».

Но жизнь в неволе быстро начала диктовать свои условия. Иван с головой погрузился в лагерный быт, понимая, что без усвоения его специфической науки выживания, иерархии ценностей, установления связей в местных властных структурах будет трудно осуществить поставленную цель — «уход в побег».

«Общие работы» — лесозаготовки — для осуществления побега явно не подходили. Это была каторжная работа на износ, на отдалённых лагерных пунктах, под усиленной охраной. Направление на лесозаготовки грозило тем, что Солоневичей могли разъединить, распределить по разным бригадам. Именно поэтому Иван решил пристроиться на «штабную» лагерную работу в учётно-распределительной части (УРЧ) Подпорожского отделения. Задача была нелёгкая, но после беготни по кабинетам Солоневич, «нажав на все пружины», успешно решил проблему.

В двухэтажном управленческом здании с множеством служебных каморок и чуланов Иван отыскал своего будущего начальника Наседкина, знавшего наизусть внутренние инструкции, которые предписывали: принимать в часть сотрудников с «контрреволюцией» нельзя! Причины были понятны: в УРЧ занимались статистикой «наличия — отсутствия» заключённых и распределением их на работы, получением и проверкой жалоб, составлением списков на отправку на ударные стройки ГУЛАГа в других регионах страны. Информация, можно сказать, повышенной секретности! Но, как назло, все грамотные, прибывавшие в лагерь, были как раз с «контрреволюцией». Наседкину пришлось в очередной раз нарушить инструкцию. Так в УРЧе появился новый старший юрисконсульт и экономист, получивший в своё распоряжение «тридцать пудов дел» и малоприятную возможность повседневного общения с коллегами, «с тридцатью кувшинными рылами из так называемого советского актива».

Юра тоже «пригрелся» в УРЧ: за пишущей машинкой. На первый взгляд неплохо устроился и Борис — лагерным врачом. У него были относительная свобода передвижения и своё жильё — кабинка возле амбулатории, в которой Солоневичи хранили от посягательств уголовников нехитрые пожитки. В этой кабинке можно было иногда безнадзорно встретиться, обсудить текущие дела и согреться «в семейном кругу» чаем, если не было ничего покрепче. Позже, в дни работы над книгой «Россия в концлагере», Иван, вспоминая о «подпорожской эпохе», убеждённо говорил: «Если бы мы не попали в УРЧ, то едва ли выбрались из всего этого живьём».