Солоневич

Солоневич был приглашён «патрицием» для беседы тет-а-тет. Вначале были затронуты производственные темы. Потом незаметно перешли на вопросы спортивно-туристические. Якименко фанатично увлекался туризмом. Особенно хорошо знал Кавказ и потому охотно поделился впечатлениями о своих горных маршрутах и восхождениях. Не остался в долгу Солоневич, умевший приукрасить живописными деталями свои журналистско-туристические приключения. После этой беседы по рекомендации Якименко Иван стал привлекаться для лекционно-просветительской работы в лагере, причём по самому широкому кругу вопросов — от специфики жизни кавказских народов до успехов советской автомобилестроительной промышленности.

Предприимчивый Якименко решил использовать бойкое перо Солоневича и для собственных карьерных целей. Механику взаимодействия описал сам Солоневич: «Вечерами вместо того, чтобы коптиться в махорочных туманах УРЧ, я сидел в комнате Якименки, пил чай с печеньем и выслушивал якименковские лекции о лагере. Их теоретическая часть, в сущности, ничем не отличалась от того, что мне в теплушке рассказывал уголовный коновод Михайлов. На основании этих сообщений я писал инструкции. Якименко предполагал издать их для всего ББК и даже предложить ГУЛАГу. Как я узнал впоследствии, так он и поступил. Авторская подпись была, конечно, его. Скромный капитал своей корректности и своего печенья он затратил не зря».

Не зря затратил своё время и Солоневич: направленная против него провокация Стародубцева с «пропавшими делами» бесславно провалилась.

В двухстах метрах от здания УРЧ находилась постройка, в которой располагалась редакция газеты «Перековка». Иван Солоневич нередко заглядывал туда, чтобы поговорить с редактором Марковичем на текущие лагерные темы, а заодно просмотреть свежие московские газеты.

Еврей Маркович, спасаясь от погромов, ещё до войны 1914 года уехал в Соединённые Штаты, но после победы большевиков вернулся в Россию. Новая власть ему не понравилась. Всё было устроено так, что поступки Марковича неизменно противоречили законам Страны Советов. Дать задний ход в США он не успел. В конце концов Маркович оказался в лагере, на достойной, в принципе, работе редактора газеты. По оценке Ивана, «Перековка» была «потрясающе паршивым листком даже по советским меркам!». Своё мнение Солоневич мотивировал следующим образом: «Её („Перековки“) содержание сводилось к двум моментам: энтузиазм и доносы. Энтузиазм испущал сам Маркович, для доносов существовала сеть лагкоров — лагерных корреспондентов, которая вынюхивала всякие позорящие факты на счёт недовыработки норм, полового сожительства, контрреволюционных разговоров, выпивок, соблюдения религиозных обрядов, отказов от работы и прочих грехов лагерной жизни».

В редакцию забегали на огонёк Юра и иногда Борис (его перевели из Подбережья в Погру). Затапливали печку, мечтательно сидели с «козьими ножками», глядя на огонь. Но говорили осторожно, памятуя, что редакция «Перековки» кишит активистами-доносчиками. Маркович не забывал о своём редакторском интересе и обращался к братьям с просьбой поддержать газету профессионально сделанными материалами. Памятуя о том, что «Перековку» читает начальство, братья время от времени писали в газету заметки на спортивно-оздоровительные темы. Каждая статейка — это шаг по созданию позитивного мнения о себе.

Слухи о массовой переброске заключённых со Свирьстроя на БАМ — Байкало-Амурскую магистраль — встревожили Ивана. Как бы ни восхваляли в «Перековке» «стратегическую важность стройки» и «наилучшие условия труда на сибирских просторах», для Солоневичей это означало крах всех надежд: там граница будет недосягаемой, преодолеть глухую забайкальскую тайгу невозможно.

Эвакуационным директором Подпорожья назначили Якименко. Желающих добровольно отправиться на БАМ, по свидетельству Солоневича, не было. Даже активисты искали лазейки, чтобы избежать отправки. В лагпунктах царили страх и уныние. В Карелию были введены дополнительные части ГПУ, которые окружили лагеря плотным кольцом. Несмотря на это, участились случаи импровизированных побегов, которые в большинстве случаев заканчивались захватом беглецов и показательными расправами, чтобы другим неповадно было.

Работы в УРЧ резко прибавилось: ежедневный аврал изматывал сотрудников: они не справлялись с подготовкой эвакуационных материалов. Из Медгоры[53] прислали на помощь группу сотрудников тамошней УРЧ, но и этого было недостаточно для налаживания дела. Ивана перебросили на самый горячий участок — печатание списков заключённых, отправляемых на БАМ. Эта работа была мучительной и неблагодарной: машинка Казанского производства обладала норовистым нравом, часто без видимых причин давала сбои, и потому списки не раз и не два приходилось начинать с нуля.