Солонго. Тайна пропавшей экспедиции

Падая в холодный сон и выныривая из него на краткие мгновения, юноша замечал, как от валуна, возле которого они остановились, протянулся навес из переплетённых тальником сосенок, как рядом появилась нодья — костёр из брёвен. Об этом позаботился Джамбул. Теперь монгол и сам улёгся на землю. Тело успокоилось и больше не дрожало. Юношу утянуло в вязкую трясину сна.

Ему снилось, что он идёт по коридору поликлиники. Коридор был школьным, но Артём отчего-то знал, что находится именно в поликлинике. На скамейках в ожидании своей очереди сидели дедушка, братья Нагибины, Фёдор Кузьмич, погонщик Баир, Солонго и другие люди, чьих лиц он не успел разобрать. У Артёма из живота текла кровь. Он зажимал рану ладонями. Никто этого не замечал. Юноша стонал, просил о помощи. Ему в ответ смеялись, рассказывали что-то о весёлых тарбаганах. Артём умирал, а всем казалось, что он просто кривляется. Громче всех смеялся Слава Нагибин. Юноша и сам не сдержал улыбку, но шёл дальше, искал врача. Под ногами вытягивались полосы крови — упругие, будто разбухшие. Боли не осталось, но Артёму было страшно.

«Смерть — худшее из того, что может с тобой приключиться», — улыбаясь, говорил ему дедушка. И Артём боялся умереть. Сильнее сдавливал рану на животе, заходил то в одну комнату, то в другую. Докторов не было. Даже за столом врача сидели пациенты. Плакали, смеялись. На Артёма никто не смотрел. В животе что-то начало ворочаться, закручиваться. По рукам обильнее потекла кровь. От живота по всему телу разошлась пульсация. Сдавило голову.

Артём шёл полусогнувшись, но никто не торопился ему помогать. Наконец открылась одна из дверей. Из неё вышли люди в белых халатах. О чём-то беззвучно переговариваясь, шли мимо юноши. Он хотел им крикнуть, но не смог. Призывно поднял руки. Из живота хлынуло тёплой пустотой. Чувства пропали. Осталось только зрение. Артём видел, как, изогнувшись, упал — без тяжести. Ударился головой о лавку. Боли не было. Видел, как вокруг забегали пациенты. Люди в белых халатах ринулись к нему, стали трогать его, о чём-то спрашивать. Артёма уже не было. Ему было спокойно. Ни боли, ни страха. Осталось только зрение. Всё пространство вокруг заполнилось глубоким электрическим дребезжанием. Люди в халатах суетились, кричали — это было видно по их искажённым ртам. Зелёные вены на шее. Они были напуганы. Теперь тело Артёма — их проблема. Нужно его уносить. Мыть полы от крови. Как это мерзко… Запахи, слизь. Артём уже был далеко. Его ничто не беспокоило. Электрическое дребезжание усилилось. В нём вибрировало всё сущее. Юноша проснулся. И первое, что он ощутил, был запах зажаренного мяса.

— Ну ты даёшь! — хохотнул папа. — Так дёргался, я уж думал тебя связать, а то убежишь к речке!

— Держи, — мама протянула Артёму полоску горячей, покрытой корочкой зайчатины. — Без соли, без приправ, но вкусно.

— Откуда это?

Марина Викторовна глазами показала на улыбавшегося Джамбула. Монгол сидел перед костром. Держал в руках кусок мяса. Поджаривал его с края, потом кусал большими белоснежными зубами и лезвием топора отреза́л сырую часть. Выглядело это нелепо и ужасающе одновременно. В такой манере было что-то древнее, дикое, почти звериное. Должно быть, так ели первобытные люди.

— Хотя у них, конечно, не было топоров.

— Ты это о чём? — удивился папа.

— Да так, — смутился Артём. Он и не понял, что сказал это вслух.

Небо высветилось, но по-прежнему шёл дождь. Речная долина была затянута лёгким туманом. Беглецы сидели перед костром, обедали подстреленными монголом зайцами.

— Когда он успел? — прошептал Артём.

— Не знаю, — пожала плечами мама. — Когда я проснулась, зайцы уже были выпотрошены.

Джамбул понял, что разговор идёт о его охоте, и кивнул, призывая юношу не отвлекаться от еды:

— Ешь. Силы понадобятся. Идти далеко.

Переваловы и Солонго ели спокойно, отрывая от мяса по кусочку и жаря его на палочке. И только профессор Тюрин норовил зажарить зайца целиком, обжигался кипящим жиром, шикал, но жадно вгрызался в ещё сыроватую мякоть. Если Джамбул повадкой напоминал медведя, то профессор — шакала, а может, и красного волка, встречу с которым он сам обещал в начале экспедиции.

— Сюда бы гончака[29], — пережёвывая мясо, говорил Сергей Николаевич. — Можно было бы сходить потрогать фазанов.

— Тут не бывает фазанов, — отозвался Тюрин, рукавом рубашки размазывая жир по щекам.

— Ну, тогда филинов.

— Филинов тоже нет.

— Да что ты докопался! Кто-то же здесь водится?!

— Куропатки, глухари, рябчики, — ответил профессор.

— Ну, значит, глухарей.

— Ты хоть отличишь обыкновенного фазана от глухаря? — усмехнулась Марина Викторовна.

— На вкус?

— На цвет!

Все рассмеялись. Настроение после вчерашней круговерти явно улучшилось. Лишь Сергей Николаевич жаловался на то, что остался без сигарет — последняя пачка вымокла на переправе.

— А ещё тут должен встречаться чёрный козёл. Та ещё громадина, — добавил профессор, с сожалением осматривая свои перепачканные ботинки. — Но охотиться на него сложно. Только патроны сгадишь.