Соловей и роза

Но Он на крик не отвечал,
Вопрос лукавый проникая,
И на песке, главу склоняя,
Перстом задумчиво писал.

Во прахе, тяжело дыша,

Она, жена-прелюбодейка,
Золотовласая еврейка
Пред ним, грешна и хороша.

Ее плеча обнажены,

Глаза прекрасные закрыты,
Персты прозрачные омыты
Слезами горькими жены.

И понял Он, как ей сродно,

Как увлекательно паденье:
Так юной пальме наслажденье
И смерть – дыхание одно.

«Ночь. Не слышно городского шума…»

Ночь. Не слышно городского шума.
В небесах звезда – и от нее,
Будто искра, заронилась дума
Тайно в сердце грустное мое.

И светла, прозрачна дума эта,

Будто милых взоров меткий взгляд;
Глубь души полна родного света,
И давнишней гостье опыт рад.

Тихо всё, покойно, как и прежде;

Но рукой незримой снят покров
Темной грусти. Вере и надежде
Грудь раскрыла, может быть, любовь?

Что ж такое? Близкая утрата?

Или радость? – Нет, не объяснишь, —
Но оно так пламенно, так свято,
Что за жизнь Творца благодаришь.

Цыганке

Молода и черноока,
С бледной смуглостью ланит,
Прорицательница рока,
Предо мной дитя востока,
Улыбаяся, стоит.

Щеголяет хор суровый

Выраженьем страстных лиц;
Только деве чернобровой
Так пристал наряд пунцовый
И склонение ресниц.

Перестань, не пой, довольно!

С каждым звуком яд любви
Льется в душу своевольно
И горит мятежно-больно
В разволнованной крови.

Замолчи: не станет мочи

Мне прогрезить до утра
Про полуденные очи
Под навесом темной ночи
И восточного шатра.

В альбом

Я вас рассматривал украдкой,
Хотел постигнуть – но, увы!
Непостижимою загадкой
Передо мной мелькали вы.

Но вы, быть может, слишком правы,

Не обнажая предо мной,—
Больны ль вы просто, иль лукавы,
Иль избалованы судьбой.

К чему? Когда на блеск пурпурный

Зари вечерней я смотрю,
К чему мне знать, что дождик бурный
Зальет вечернюю зарю?

Тот блеск – цена ли он лишенья —

Он нежно свят – чем он ни будь,
Он дохновение творенья
На человеческую грудь.

«Я говорил при расставаньи…»

Я говорил при расставаньи:
«В далеком и чужом краю
Я сохраню в воспоминаньи
Святую молодость твою».

Я отгадал душой небрежной

Мою судьбу – и предо мной
Твой образ юный, образ нежный,
С своей младенческой красой.

И не забыть мне лип старинных

В саду приветливом твоем,
Твоих ресниц, и взоров длинных,
И глаз, играющих огнем.

Художнику