Соловьи не поют зимой (СИ)

— Вот! И злишься ты уже совсем по-другому.

— Тьфу на тебя…

Снова молчание.

— Я многое теперь знаю, правда, — примирительно проговорил Всеслав. — Сколько прожил-то на свете… Бессмертным не стал, с чего бы. Вот увидел тебя… может, и помру уже скоро.

— Попробуй только! — всерьёз рассердилась Яника. — Затащил невесть куда и помирать собрался, бесстыжий. Показывай давай, где тут жить можно.

Всеслав просиял, но молча проводил девушку к пещере в светлой скале. Внутри уютно было и тепло, хотя снаружи стояла прохлада. Парили под каменными сводами разноцветные огни, пол покрывали белые шкуры невиданных зверей. Яника прошла вглубь и вдруг вскрикнула — маленький острый камешек попал ей под босую ступню. Замерла от внезапной боли… Конечно, оставайся она нежитью, ничего бы такого не почувствовала. А вот раньше, при жизни, не бегала она всюду босиком, как чернавка, холила свои красивые белые ножки, в самую мягкую, роскошную обувь обряжала. И вот сейчас из-за такой-то мелочи, как незаметный камушек, ощутила себя Яника по-настоящему живой.

Уселась она у стены пещеры, странно сверкнула глазами.

— Найдешь мне одёжку какую-нибудь — останусь здесь! — заявила Всеславу. — Но только что-нибудь такое…

— Современное? Сделаю непременно.

— Скучно тут будет, — ворчала Яника, укладываясь у стены пещеры на куртку Всеслава и вовсе не стесняясь своей наготы.

— И еду теперь искать придется… — поддакнул ей парень. — и одежду стирать… чего ты в жизни не делала. Столько забот у живых. А живой-то всё же лучше, чем нежитью речной, правда?

— Ты ж говорил, простые люди не живут в Запределье? Впрочем… столько лет нежитью пробыть… Думать буду. Иди, Всеслав. Мне надо побыть одной.

— Вернусь скоро, сильно не скучай без меня, голубушка! И уж не сбегай.

Яника фыркнула.

— Куда ж я теперь от тебя, прилипала… добился-таки своего. Вот только… и от прошлого своего я теперь никуда.

Он ей подмигнул.

— Не грусти. То есть грусти, если нужно, но глупостей больше не делай. Как сейчас говорят — прорвёмся.

Глава 16

Надя первой подхватила жемчужину, словно какая-то сила сама кинула девушку к ней. А потом перевела взгляд на Инчэна… на дракона. Любимый впервые предстал перед Соловушкой в своем небесном грозном облике, да еще и во время сражения. Он был изумительным — серебристо-сверкающим, неземным, волшебным… Устрашающим и завораживающим… её дракон.

А потом все закрутилось в памяти — сражение с мавкой, когда она, Надя, сама уже не понимая, что именно поёт, выхватывала из памяти самые яркие и боевые народные песни. Пела, звучала, звенела, помогая Инчэну и имуги сражаться… Страх и восторг, тревога и надежда… И вдруг — видение. Так вот они какими были — Байцзун и Ладомира… и как страшно развела их судьба. А вокруг — неведомый край, чарующе-прекрасный. И жемчужина, такая родная, нагревается в руке. И глаза любимого…

Надя не выдержала наплыва сильнейших эмоций и впечатлений, а еще — она выложилась до капли в последней песне, укрепившей Инчэна, помогшей ему выдохнуть мощное пламя. Соловушка как-то сразу обмякла и без чувств упала на траву.

Инчэн подхватил Надю на руки и уселся вместе с ней у источника, устроил её у себя на коленях и опустил руку в воду — та приятно бурлила, оставляя на коже пузырики. Над водой летали лепестки, а серный запах, обычно исходящий от таких источников в мире смертных, не чувствовался, вместо него пахло персиками и жжённой травой.

Инчэн осмотрелся. Имуги залечивала оставшиеся раны и, поймав его взгляд, подбоченилась.

— Чего?

— Ты мало напоминаешь своё племя… — тихо произнёс Инчэн и погладил Надю по волосам, а затем влажными пальцами смахнул с её лица пыль и пепел. — Та, чьё тело ты заняла, тоже была особенной, а ещё смелой и отважной. Почему ты так поступила? Зачем убила её?

Пан Чжэнь выдержала долгий испытующий взгляд дракона и уселась на землю, подобрав под себя ноги.

— Это не я. Отец сделал это, нашёл подходящее и сильное тело. Занять тело полукровки или бессмертного я бы не смогла.

Она посмотрела на заходящее солнце, почти скрывшееся за рощей, на то, как верхушки обожжённых драконьим пламенем деревьев розовеют в его лучах.

— Отец отправил меня за жемчужиной, и я должна была принести её клану, чтобы мы смогли стать свободными, смогли стать как все. Потомки не должны нести ответственность за деяния предков.

— Должна была? — усмехнулся Инчэн. Заметив, как сжимает Надя в руке жемчужину, он понял, что девушка пришла в себя, и снова погладил её по волосам. — А сейчас нет? — он вновь посмотрел на Пан Чжэнь. — Совесть замучила?

— Нет, — имуги пожала плечами. — Дело не в совести, просто у воровства и подлости нет благих оправданий, и какими бы высокими целями я ни руководствовалась, ты был прав. Мы могли просто попросить, — она вдруг посмотрела Инчэну в глаза. — Если бы я попросила у тебя драконьих жемчужин для моего клана, ты бы дал мне их?

— Ты спасла Надю. Я бы сделал всё, что в моих силах, чтобы исполнить твоё желание, но пока я не глава клана…