Соловьи

Знатью́ этому мало знавшая народные средства лечения молодой врач Булыгина училась охотно, проверяя все, о чем узнавала, и по справочникам, и по ботаническим сборникам, которые у нее были, и удивлялась тому, как мало ей дал институт этого знатья́.

Особенно любила Елена Сергеевна бывать в самом дальнем конце села, в Агапове, откуда, как несла молва, и все-то Медвешкино пошло. Влекла ее прежде всего сюда сама дальность этой «улицы» и особенно степенная, по-старому в шушун и повойник убранная, расторопная, подвижная старуха в семьдесят пять лет, Авдеевна. Авдеевна доживала свои годы в одиночестве, и было у нее свое знатьё. Наперво она знала историю каждого двора в селе. Второе ее знатьё было старинные песни, «скоморошества» и история «зачатия» Медвешкина. По ее словам, зачал Медвешкино беглый солдат петровских времен Агап «со товарищи». Она так и говорила, как пишут теперь только собиратели фольклора: «со товарищи».

— Леса все были тут, — рассказывала Авдеевна, — такие леса, что и елень не проходил их. Дуб да липа, дуб да липа, аж глазу от них больно глядеть. Словом, места за всякими вехами и метами, ничьи места, нету вкруг вешек ничьих. Теперь голо тут, под Агаповом-то. А по мальству я и сама помню — были тут знатные, еще остатние дубравы от тех лесов. Вот и осел Агап со товарищи тут в ухороне. Попервоначалу, когда селения наши пошли, они завешкинскими назывались, потом невешкинскими, а потом кто-то влепил нам, мол, медвешкинцы вы, да и так и пошло, так и по сю пору мы — медвешкинцы. А впоздне, за Агапом впоздне, подвалили к нам и еще люди из Брынских мест, из Калуги. Коли про разбойников от кого сказки услышите, так это от них, от брынских, у нас завелось. У нас разбойников тут николи не было. А потом нас, при Катерине, что ль, в государственные забрали. А старосельских по фамилиям узнавай.

И начинала Авдеевна перечислять коренные фамилии да семьи. И перечислив, спрашивала:

— Ай, спеть каку́ стари́ну?

И пела глухим, но все еще как-то сохранившимся, довольно чистым низким голосом, стараясь передать и мелодию, и слова песни:

Все мужья добре́ до жён добры,
Накупили жёна́м куфты́, шерстяна́,
А мой-то до меня до того добёр,
Что шушу́н куфтяной да разъедный мой,
Поклонившись мне, на кружа́ло попёр.

Кончив песню, смеялась:

— Ну, то за годами, теперь такого нет. Уж ежли что и несут в сельпу, так свое, заработанное. Теперь мужик сознательнее стал.

Вот такое еще знатьё было у Авдеевны.

А главное знатьё ее, Авдеевны, за чем не раз наведывалась к ней Елена Сергеевна, было то, что травкой малярию и самые страшные рваные раны лечить умела.

Как-то, еще эмтээсовскому, трактористу Авдотке Кузнецову на механическое точило в полевом вагоне-мастерскои рукав намотало — задел за сеченую гайку, что наждачный круг на оси укрепляла, — и сорвало вместе с рукавом лоскут кожи от плеча до локтя эдак в ладонь шириной. Прикинув, куда ближе ехать — в Порим ли, в больницу ли к Елене Сергеевне, махнул, особо не рассуждая, через поле на тракторе Авдоким прямо в Агапово. Авдеевна у двора гусиную толоку золой посыпала. Авдоким чуть крыльцо не своротил, как вывернулся из-за угла избы, да и Авдеевну перепугал порядком. Авдеевна, как пришла в себя и как увидела лоскут кожи на левой руке парня, что вместе с лоскутом рукава у локтя на руке трепыхался, сразу сделалась большой и строгой. Побежала Авдеевна в избу, вышла с полотенцем и со склянкой в одной руке, с четвертинкой в другой и сказала:

— Отхлебни-ка глоток, два и не гляди, что делать буду.

Авдоким четвертинку ополовинил, поставил у сиденья и отвернулся. А Авдеевна только всего и сделала, что обрезала ножницами у него весь рукав, швырнула в сторону и давай смазывать жидкостью из склянки по краям лоскута кожи и по краям обнаженных мускулов. Смазав, Авдеевна наложила лоскут Авдокимовой кожи на прежнее место, туго обмотала руку от плеча до локтя полотенцем и только тогда сказала:

— Выходи. Иди в избу и спать ложись.

Когда на шестой день узнала об этом Елена Сергеевна и ринулась в Чёртовку отыскивать дом Кузнецова, он ей сам навстречу попался.

— Не ко мне ли? Я Кузнецов-то.

— В больницу! — приказала Елена Сергеевна.

— В больницу? — отвечал Авдоким. — Так зачем же? Все уже как на собаке зажило.

Велев идти трактористу в избу и осмотрев его там, Елена Сергеевна была удивлена тем, что увидела. Лоскут Авдокимовой кожи как заново прирос к прежнему месту. Ни одного намека на нагноение, ни одного кровоточащего края. Только от локтя до плеча по краям лоскута розовый, еще совсем нежный лежал рубчик, словно розовым проведенный.

Елена Сергеевна прямо от Кузнецова в Агапово заторопилась — и к Авдеевне.

— Ну скажи, Алена Авдеевна, чем же это ты трактористу руку-то залечила?

— Чем, чем! — отвечала Авдеевна. — На все знатьё нужно. Травкой, напаром вылечила.

— Да что за травка-то? — допытывалась Елена Сергеевна.

— А нецветуха, травка такая есть.