Соловьиное эхо

Иным достался от природы
Инстинкт пророчески-слепой —
Они им чуют, слышат воды
И в темной глубине земной…
Великой Матерью любимый,
Стократ завиден твой удел —
Не раз под оболочкой зримой
Ты самое ее узрел…

Фет намного пережил Тютчева, но и после смерти «обожаемого поэта» он продолжал ратовать за признание тютчевского гения. Фет написал две проникновенных строфы «На книжке стихотворений Тютчева» – слова из этой своеобразной «надписи» стали для нас, потомков, крылатой формулой, определяющей значение тютчевского наследия:

Но Муза, правду соблюдая,
Глядит, а на весах у ней
Вот эта книжка небольшая
Томов премногих тяжелей.

Орловский помещик

В 1860 году в той же Орловской губернии, где Фет родился, и даже в том же Мценском уезде, он купил землю и выстроил дом. Так произошло, по его выражению, «бегство» в Степановку. Какие же причины подтолкнули его на это бегство после столь, казалось бы, благополучных отношений с литературным миром?

Накануне крестьянской реформы 1861 года время настоятельно потребовало от поэзии гражданского звучания. В прозе вопросы о бедственном положении крестьянина, о талантливости и угнетенности русского народа, о его разорении ставились очень остро. Тревожность атмосферы, необходимость коренных общественных перемен ощущались в скорбных и язвительных поэтических строчках Некрасова, поэзия которого шла вровень с современной, злободневной по проблематике прозой. А лирика Фета сторонилась общественных проблем. Поэт вышел из круга журнала «Современник».

Выйдя как бы в двойную отставку (и по службе, и в литературе), Фет решил сосредоточить усилия на хозяйстве. И все-таки нужно думать, что деревенское новоселье Фета было вызвано не только этими причинами. Вся его поэзия говорила о пристальном внимании к земле, о проникновенной любви к сельской природе, о превосходном знании растений, птиц, животных. Фет обладал чутьем, которое помогало ему из общей подвижной картины природы безошибочно выбирать самые характерные особенности времен года.

После переселения в Степановку он, по замечанию Тургенева, «сделался агрономом-хозяином до отчаянности». Тургенев сокрушался, что Фет «о литературе слышать не хочет». Действительно, положение помещика погружало Фета в заботы, далекие от поэтических.

В борьбе «мелочной» заботы и «вечной» красоты, то есть в борьбе помещика и поэта, верх неизменно одерживал последний. И гордую стать породистой лошади, и черную ленту земли, вывернутую плугом, и веселую мощь «густолистого» леса Фет мог как знаток оценить, а как лирик – обессмертить. Полевые работы, столь напряженные и ответственные для сельского жителя, в сознании поэта преображались в картину счастливого, здорового единения человека и его труда с природой, об этом – стихотворение «Ты видишь, за спиной косцов…».

К этому времени Фет уже имел стойкие привязанности в кругу литераторов и оставался им верен. Тургенев в одном из писем к Фету признавался: «Милый Афанасий Афанасьевич, переписываться с вами для меня потребность, и на меня находит грусть, если я долго не вижу ваш связно-красивый, поэтическо-безалаберный и кидающийся из пятого этажа почерк».

Самые тесные отношения в эти годы связывали Фета с Толстым. Известно более ста пятидесяти писем писателя к поэту, а в яснополянской библиотеке книг Фета сохранилось больше, чем книг других писателей-современников.

Когда в 1860 году Фет решил осесть в деревне и заняться хозяйством, Толстой, уже погруженный в сельские заботы своей Ясной Поляны, от души приветствовал намерения приятеля. «Нашему полку прибудет, и прибудет отличный солдат», – писал он Фету. Теперь у Фета появилось множество хозяйственных проблем, общих с Толстым, и основание для дружеской переписки с ним. Отношения их стали еще теснее, когда в судьбе писателя совершился важный поворот. Фет без особых комментариев воспроизводит в своих мемуарах письмо Толстого от 9 октября 1862 года:

«Фетушка, дяденька, и просто милый друг Афанасий Афанасьевич! Я две недели женат и счастлив, и новый, совсем новый человек. Хотел я сам быть у вас, но не удастся. Когда я вас увижу? Я дорожу вами очень и очень, и между нами слишком много близкого… Заезжайте познакомиться со мной! Прощайте, милый друг. Обнимаю вас от всей души».

Толстой пока еще не утратил забавной, задорно-молодой манеры обращения к Фету: «дяденька Фетинька» или «душенька дяденька Фетинька».

Долгое время лишь взаимное общение вносило разнообразие в их деревенское затворничество. Толстой ощущал потребность в творческой среде и, работая над новыми произведениями, делился своими замыслами с Фетом, внимательно прислушивался к его оценкам и суждениям.