Читаем Солженицын и колесо истории полностью

Теперь нов[ая] версия исключ[ения] С[олженицы]на. Говорят, Нобел[евский] лит[ературный] комитет проголосовал за присуждение ему премии. Шведская же академия при оконч[ательном] голосовании переменила кандидата. Во-первых, слишком много-де лауреатов русских. Во-вторых, не было бы ему от этого плохо в России. У нас же ждали и, как только выяснилось, что не дают, решили забить его до конца.


27. XI.69

Вчера Вас[ильев] в Моск[овском] отд[елении] уже как будто провел актив с выкриками: «Долой предателя», «пусть убирается» и т. п.

На днях у нас должно быть отчетное собрание. Требуют написанный доклад – в райком, волнение чрезмерное и вокруг дня, когда будет собрание. Не попытаются ли пристегнуть «дело С[олженицы]на»?

Втроем ездили к А[лександру] Т[рифоновичу]. Он еще слаб, но сказал, что принял решение – уходить. Я не возражал ему даже. Конечно, придется теперь уходить, пока нас прежде не убрали. Но спешить и здесь не надо. Дни, м[ожет] б[ыть], неделю-другую надо еще выждать.

События с С[олженицыны]м этим не кончатся. Наверняка ведь он строчит какое-то письмо в ответ на посл[еднюю] «Литературную г[азету]». И надо ему решать, как быть – если требование, чтобы он покинул страну, – всерьез.

Я Тр[ифоны]чу еще раз оч[ень] настойчиво говорил, чтобы он ничего не писал В[оронко[ву, сейчас каждый шаг по заминированному полю.


28. XI.69

В редакцию заходят, спрашивают: верно ли, что Тв[ардовский] написал письмо, в кот[ором] отрекается от С[олженицы]на. Были Вознес[енский], Можаев. Слух пошел оттого, что В[оронко]в, видимо, читал запись телефон[ного] разговора с А[лександром] Т[рифоновичем] на активе.

Ис[аич] болел гриппом, и вообще все его хвори взбунтовались, но, кажется, теперь здоров. Говорит: «они хотят, чтобы я из своего дома ехал в Англ[ию] или Америку, нет уж, пусть-ка они из моего дома едут в Китай».

Оч[ень] доволен тем, что его письмо так широко цитировано в «Л[итературной] г[азете]». Думает, что молодежи это будет интересно. Гов[орит] еще, что его насильственно оторвали от его занятий историч[еской] темой и повернули к современности (так бы он еще 3–4 года тихо просидел за работой). В С[оюз] С[оветских] П[исателей] его не возвратят, да и не надо. А он спокойно возвращается к своей работе. М[ожет] б[ыть], он их и пересидит? <.. >


30. XI.69

Нат[алья] (Ильина. – С.Л.) рассказ[ала], что Ис[аич] показ[ал] свое письмо Тв[ардовско]му – Чуковским. Это уже неблагородно. Ему все же неймется показать свое превосходство, и он не стесняется кинуть на Тр[ифоныча] какую-то тень.


2. ХII.69

<.. > Тр[ифоныч] – желтый и болезненный, заезжал в ред[акцию], а отсюда нанес визит Вор[онко]ву. В[оронко]в хотел обрадовать его: «Знаете, как все довольны были наверху вашим заявлением. Узнаем Твард[овского]». «Вы думаете меня этим обрадовать?» – спросил Тр[ифоныч]. «Но ведь я сказал – «к сожалению». «С[олженицы]на жали, жали и дожали, так что он потек, а как потек – возликовали». В[оронко]в снова предлагал А[лександру] Т[рифоновичу] переходить работать в С[оюз] П[исателей].

Потом А[лександр] Т[рифонович], приехав, говорил со мной, странно устроившись на креслах в коридоре. С.С. Смирнов принес пародию на Кочетова, думал повеселить, а Тр[ифоныч] спросил мрачно: а про С[олженицы[на у тебя не написано? Мне рассказал, что вчера темным вечером, света не было, гулял с Симоновым по дорожкам Пахры и гов[орил] ему: ты что все ухмыляешься, думаешь, тебя не коснется? Это роковое событие для всего С[оюза] П[исателей]. Ну что ты будешь делать? Писать? А зачем? И где, между прочим, печатать? И начал катать его, как котенка. Сим[онов] помрачнел и сказал: «Если всерьез, то я, м[ожет] б[ыть], смотрю еще безнадежнее, чем ты».

Настр[оение] Тр[ифоны[ча, как я и ждал, резко изменилось в пользу С[олженицы]на. «Борьба с талантом – безнадежное дело», – гов[орил] он сегодня.

Я поздравлял сегодня Гронского[114] на юбилее в «Известиях». Прочел две цитаты из его речей 32 г[ода]. Гнедин[115] сказ[ал] мне: «Когда вы вышли – наступила мертвая тишина, и я видел, как разевались пасти, чтобы вас проглотить». Я и сам это чувствовал – и как всегда после таких «публичностей» – огорчение, недовольство самим собой.


4. XII.69

Мишу вызывали к Пирогову. Я предчувствовал и боялся этого вызова. Дело в том, что в Л[енингра]де уже провели собр[ание] с осуждением С[олженицы]на. Естьопасение, что и дальше будут практиковать это старое правило – каждый должен расписаться кровью, – проголосовать, выступить и заклеймить. В таком случае нам конец. Если задумали использовать для этого наше партсобрание – тут и будет окончат[ельный] расчет.

Но все пока обошлось благополучно. Беседа мирная и касалась лишь вопроса о секретаре: не хотят менять М[ишу] на Вин[оградо]ва[116].

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)
10 дней в ИГИЛ* (* Организация запрещена на территории РФ)

[b]Организация ИГИЛ запрещена на территории РФ.[/b]Эта книга – шокирующий рассказ о десяти днях, проведенных немецким журналистом на территории, захваченной запрещенной в России террористической организацией «Исламское государство» (ИГИЛ, ИГ). Юрген Тоденхёфер стал первым западным журналистом, сумевшим выбраться оттуда живым. Все это время он буквально ходил по лезвию ножа, общаясь с боевиками, «чиновниками» и местным населением, скрываясь от американских беспилотников и бомб…С предельной честностью и беспристрастностью автор анализирует идеологию террористов. Составив психологические портреты боевиков, он выясняет, что заставило всех этих людей оставить семью, приличную работу, всю свою прежнюю жизнь – чтобы стать врагами человечества.

Юрген Тоденхёфер

Документальная литература / Публицистика / Документальное
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимович Соколов , Борис Вадимосич Соколов

Документальная литература / Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное