Солженицын и колесо истории

А между тем его продолжают прорабатывать закрытыми путями. В Серпухове на собрании научных работников докладчик в штатском расписывал всю его историю с женой и сказал: «Единственная несправедливость по отношению к нему – это то, что он советский гражданин. Видно, все еще дебатируется вопрос высылки. <…>

Ростроповича дача и Романова из Главлита – рядышком. Как-то едет Романов, а навстречу машина с веселым, смеющимся чему-то Солженицыным. Романов чуть в кювет не съехал. Картина! <…>

29. VII.71

Заходил Жорес[163]. Рассказывал о Солженицыне и Нат. Ал. Нехорошо все это, даже записывать не хочется. Она тронулась разумом, конечно, да и он хорош.

Читаю «Август 14-го». Первое ощущение – счастья, давно такого не читал, забыл, что может существовать такая проза. Один язык чего стоит – это не холодный способ обработки материала, а горячий; фраза не складывается из готовых слов-кирпичиков, а лепится, как кувшин, под руками гончара, обминается в живую и еще теплую форму.

Есть, правда, и неудачи: «обслуга» вместо «прислуга» невозможно для 14 г. – и т. п. Очень хороша война, сам Самсонов, Воротынцев в некоторых главах, Ник. Николаевич и мн. др. Да и размах богатырский, и рука художника, который точно знает, как человека ввести в комнату, осветить, посадить, чтобы была и картина и характер.

Но много и разочарований. Война все же в основном – по горизонтали, на уровне корпусного начальства, а не по вертикали художественной – от генерала до солдата. Операции стратегические показаны очень вкусно, чувствуется «военная косточка». Да и материал, видно, собран впервые, он им дорожит, боится обронить крохи со стола. Я очень это понимаю – жалко таким материалом, только тебе известным, пренебречь. Но военное исследование, за которое вполне можно дать степень доктора военно-исторических наук, несколько теснит здесь роман. Голоса солдатские образуют что-то вроде шумового фона, а лиц нет, нет Ивана Денисовича. Генералов же – с избытком.

Понятно, куда он метит: война как условие разрухи и революции. Но тенденциозность очевидна в таких лицах, как Ленартович. Если он против «оборончества», ему бы пропаганду вести в войсках, а не бежать в плен.

Воротынцев же – чуть голубоват. Такие полковники бывают у Симонова; все валится, трещит, а он везде поспевает, ничего не боится, самолично, против приказа, организует оборону и т. п. «Мирные» сцены – почти все провальные.

В части идеологии – очень многое почерпнуто из «Вех», да еще приправленных современными интеллигентскими разговорами: даже отношение к Средним векам как некому идеалу.

А вообще – великий талант, ни с кем не сравнимый, и какое несчастье, что обстоятельства делают его таким нащяженно-субъективным и торопливым. Думал: 1) Народ – сугубо русское понятие. В европейских языках нет ему точного аналога: там или нация, или население. Когда говорим «народ», подразумеваем некую угнетенную и воспитываемую массу. Народ – нечто отдельное от говорящего это слово, объект наших сочувствий, требований, объект воспитания.

2) Ныне видно в обществе три слоя жизни и, соответственно, интересов:

а) низший, где еще бедность, голод, забота о куске хлеба, жилье и одежде (рассказ о колхознике из-под Львова).

б) где обеспеченность материальная за последние полтора десятилетия стала очевидной, где оседают огромные суммы денег и где ананасы таскают авоськами, как они только появятся. Это все, что связано с «левым заработком», обслугой, торговлишкой, словом, «живой копейкой». Новый наш средний слой – самый отвратительный, наглый и пока еще не насытившийся материальным благом, а потому равнодушный к духовному.

в) интеллигенция всех мастей, та ее часть, что живет скромно, но думает о духовном. Таких меньшинство. Большая часть интеллигенции, даже писательской, хотя и занимается «духовным производством», по основным принципам жизни принадлежит ко второму слою.

3) Моральные и другие требования должны иметь в виду как бы два уровня – макро– и микромира, где приложение закона будет различным. Одно дело – уровень требований к индивиду – он должен быть наивысшим, абсолютным. Другое – требования к массе – где входят в действие авторитет, власть, инерция, традиция.

Требование нравственного самоусовершенствования – верно на уровне индивидуальном; ложно, утопично – на уровне массы. <.. >

18. VIII.71

У С[олженицы]на на даче произведен обыск, а какой-то его приятель – тяжко избит. Солженицын написал протест по этому поводу: требует наказания «разбойников». <…>

22. VIII.71