Солженицын. Прощание с мифом

В связи с этим особого внимания заслуживает опубликованный К. А. Столяровым документ под названием «Сведения о прохождении службы в Советской Армии и о наградах». Он был составлен А. И. Солженицыным 31 августа 1955 г. и завершался словами: «…судебного решения по моему делу вообще не было, а было лишь административное решение ОСО НКВД от 7.7.45 (8 лет ИТЛ по 58–10 ч. II)». Обратите внимание — по статье 58, пункт 10, часть 2-я, т. е. антисоветская агитация (20). Подобным же образом характеризовал А. И. Солженицын вынесенный ему приговор и в своем ходатайстве на имя Г. К. Жукова, В нем говорилось: «…меня не судили, а вынесли административное постановление ОСО МВД от 7.7.45 — 8 лет Исправ. труд. лагерей, ст.58–10 ч. II» (21).

Таким образом, ходатайствуя в 1955–1956 гг. о пересмотре дела, А. И. Солженицын утверждал, что в основе его обвинения лежала только переписка с Н. Д. Виткевичем, и специально подчеркивал, что обвинялся лишь по одной статье 58-10-ч.2. Трудно представить, чтобы человек, ходатайствующий о пересмотре своего дела, сознательно искажал и характер предъявлявшегося ему обвинения, и неправильно называл статью, по которой ему был вынесен обвинительный приговор.

Итак, что же мы видим? «Ни на что непохожий арест», грубейшее нарушение распоряжения Военной прокуратуры СССР о производстве обыска, составление протокола личного обыска постфактум, запоздалое оформление протокола ареста, странное этапирование в контрразведку фронта, доставка в Москву под спецконвоем в плацкартном вагоне, совершенно невероятное следствие и находящийся в противоречии с Уголовным кодексом РСФС приговор Особого совещания.

Что же скрывалось за всем этим? Это предстоит выяснить.

Знакомство с ГУЛАГом

В начале марта 1945 г. Н. А. Решетовская получила очередное письмо от мужа с фронта. Ответное ее письмо вернулось с пометкой: «Адресат выбыл из части», а в первой половине апреля пришло сообщение от сержанта И. И. Соломина, который писал ей о муже: «Он отозван из нашей части. Зачем и куда, сейчас не могу сообщить. Я знаю только, что он жив и здоров и больше ничего, а также, что ничего плохого с ним не будет» (1).

Последние слова не могли не настораживать, но что скрывалось за ними, можно было только предполагать.

Потянулись тревожные дни ожидания.

Через два с половиной месяца, 25 июня 1945 г. из Москвы от Туркиных пришла телеграмма: «Саня жив, здоров, подробности сообщу. Вероника». 27 июня — новая телеграмма: «Приезжай». Телефонный разговор и новость — Саня арестован (2).

Оказывается, после того, как завершилось следствие, и А. И. Солженицын получил разрешение написать родным, он дал знать о себе не Наталье Алексеевне, а ее московским родственникам — Туркиным (3).

Н. А. Решетовская еще не успела уехать в Москву, как в Ростове-на-Дону появился демобилизованный И. И. Соломин. Он рассказал об аресте Александра Исаевича и привез Наталье Алексеевне письма, которые она писала на фронт (4).

Ко времени приезда И. И. Соломина в жизни Натальи Алексеевны произошло еще одно событие. По окончании учебного года (с осени 1944 г. она училась в аспирантуре ростовского университета) ее научный руководитель уехал в Казань и предложил ей на выбор: или ехать вместе с ним, или перевестись в Новочеркасск, или же перейти в МГУ на кафедру физической химии профессора А. В. Фроста. Н. А. Решетовская выбрала последний вариант и отправилась в Москву (5), где находилась с 4 июля по 4 августа (6). 18 июля по предложению А. В. Фроста ее согласился взять к себе в аспирантуру профессор Николай Иванович Кобозев. Решив вопрос об аспирантуре и побывав на свидании с мужем, Наталья Алексеевна вернулась в домой (7).

А пока она улаживала свои аспирантские дела, 27 июля 1945 г. Александр Исаевич был ознакомлен с постановлением Особого совещания и 14 августа покинул Бутырку (8). Можно было ожидать, что его упекут куда-нибудь вроде Джезказганских медных рудников. Можно было ожидать, что его отправят на золотые прииски знаменитой Колымы или в лучшем случае на угольные шахты Воркуты. Однако, когда А. И. Солженицына вывезли из тюрьмы, машина устремилась не к вокзалу, а за пределы города. Прошло около часа, и Александр Исаевич оказался в лагере, который находился под самой Москвой в поселке с оригинальным названием Новый Иерусалим.

«Зона Нового Иерусалима, — пишет А. И. Солженицын в «Архипелаге», — нравится нам, она даже премиленькая: она окружена не сплошным забором, а только переплетенной колючей проволокой, и во все стороны видна холмистая, живая, деревенская и дачная, звенигородская земля». Лагерь обслуживал кирпичный завод (9).

Оказавшись на новом месте, Александр Исаевич дал знать об этом Туркиным, и 24 августа Вероника Николаевна сообщила Н. А. Решетовской о новом местонахождении ее мужа (10).