Но этим «странные связи» консерватора А.И.Солженицына за рубежом не ограничивались. Так, считая наиболее удачными переводами своих произведений переводы, появившиеся во Франции, он отмечал, что в них принимали участие «человек семь-восемь», «все – ученики одного и того же профессора Пьера Паскаля и близких выпусков» (29). Было ли известно Александру Исаевичу, когда он писал эти слова, что Пьер Паскаль знал русский язык не по наслышке? В годы Первой мировой войны он был командирован в Россию в составе французской военной миссии (среди офицеров которой, кстати, находился Зиновий Пешков – брат Я.М.Свердлова и приемный сын А.М.Горького), в 1918 г. вступил в РКП(б), затем перешел в аппарат Коминтерна и играл в нем активную роль до середины 20-х гг. Только после того, как в СССР начался термидоринский переворот, П.Паскаль вернулся во Францию и посвятил себя изучению русской истории (30). Таким образом, по иронии судьбы лучшими переводчиками антикоммуниста А.И.Солженицына стали ученики бывшего коммуниста, к числу которых, кстати, принадлежал и Н.А.Струве (31).
А кто переводил «Архипелаг» на немецкий язык? Дочь лидера австрийских коммунистов Элизабет Маркшейн. А кому А.И. Солженицын обязан изданием «Ракового корпуса»? Павлу Личко, который был не только коммунистом, но и сотрудничал когда-то с советской разведкой. А кто содействовал изданию романа в «Круге первом» и получению Нобелевской премии? Ольга Карлайл – внучка лидера партии эсеров В.М. Чернова. Не следует также забывать, что сыгравшая в жизни А.И.Солженицына особую роль Н.И.Столярова была дочерью эсерки Н.Климовой и, по свидетельству некоторых знавших ее лиц, связывала судьбу диссидентского движения в СССР с еврокоммунизмом (32).
Но самый тяжелый удар был нанесен А.И.Солженицыну с другой стороны. До него, пишет он, дошли слухи, «что Хееб коммунист». Было проведено негласное дознание и «постепенно узналось: да, до 1956 был коммунистом, но после венгерского подавления в виде протеста перешел в социалисты. Вот те на! Знал бы я это раньше – пишет пораженный этим открытием Александр Исаевич, – сильно бы задумался…А знакомые Бетты были – скорее и больше по коммунистической линии, по ее происхождению, оттуда и рекомендации. Но мелочь такую о Хеебе она нам не сказала или важной не сочла» (33).
Она-то могла и не счесть важной, но как же прошедший лагерную выучку Александр Исаевич оказался таким наивным и беззаботным? Ведь ему ничего не стоило поинтересоваться анкетными данными своего адвоката. И тогда бы не вышло подобного срама, что правоверный христианин доверил зашищать свои интересы даже не либералу, а социалисту да еще с коммунистическим прошлым. Но самое интересное в другом: оказывается, о коммунистическом прошлом его адвоката он был предупрежден “стариками Андреевыми” еще тогда, когда находился в Советском Союзе (34). Но тогда почему-то над этим предупреждением не «задумался» и стал рвать на себе волосы только в эмиграции.
«В конце ноября», Александр Исаевич спустился с гор и «вернулся домой», в Цюрих, после чего опять поехал в Париже (35), а затем, в те самые дни, когда последний третий том «Архипелага» пошел к читателям, из Франции отправился в Англию, куда прибыл не ранее 16 – не позднее 21 февраля 1976 г. (36). На Британских островах он пробыл около полутора недель, однако ничего, кроме его интервью телекампании Би-Би-Си 22, 25 и 26 февраля (37), нам пока об этом путешествии неизвестно.
29 февраля А.И.Солженицын вернулся во Францию (38). О его пребывании здесь мы тоже можем пока судить главным образом по его интервью (39). Не ранее 10 – не позднее 20 марта из Франции Александр Исаевич направился в Испанию и провел там восемь дней (40). 20 марта он выступил по испанскому телевидению (41) и дал пресс-конференцию в Мадриде (42). Если его появления в эфире и телеэкране в Лондоне и Париже не вызвали особого общественного резонанса, то выступления Мадрите получили широкий отголосок: и не только потому, что здесь он нарисовавал совершенно неправдоподобную картину ужасов советской жизни (об этом пойдет речь далее), но и потому, что выразил восхищение прелестями испанской жизни, «забыв» о франкистком режиме.
Касаясь в одном из испанских выступлений вопроса о своем литературном творчестве, он заявил: «Август Четырнадцатого» я не только собираюсь дописывать, но