В «Теленке» рассказывается, как Е.Д.Воронянская не исполнила требование А.И.Солженицына уничтожить имевшийся у нее экземпляр “Архипелага”, как оказавшись летом 1973 г. в КГБ, дала откровенные показания и как вскоре после этого, видимо, терзаемая раскаянием покончила с собой. Как же реагировал на это Александр Исаевич? Вот свидетельство В.Е. Максимова: “Реакция нашего героя, большого человеколюбца, душеведа и христианина, на эту трагедию была библейски лапидарной: “
Жестокость приведенных слов поразительна, особенно если учесть, что человек сам наказал себя смертью за проявленную слабость и наказал не в последнюю очередь потому, что не мог после этого спокойно глядеть в глаза своему кумиру. “…Я, – отмечал по этому поводу В.Е.Максимов, – прожил жизнь, какую врагу не пожелаю, но нигде, даже на самом дне общества, ни от кого, даже от самого падшего, я в схожих ситуациях такого не слыхивал” (12).
При чтении «Теленка» нельзя не обратить внимание на противостояние автора с А.Т.Твардовским. Обьясняя его, А.И.Солженицын пишет: «Советский редактор и русский прозаик, мы не могли дальше прилегать локтями, потому что круто и необратимо разбежались наши литературы» (13). И далее: «Расхождение наше было расхождением литературы русской и литературы советской, а вовсе не личное» (14).
Можно по-разному относиться к А.Т.Твардовскому и как к поэту, и как
главному редактору “Нового мира”, и как к человеку, но бесспорно одно: он не сделал А.И.Солженицыну ничего плохого и по-своему всячески старался ему помогать, причем, порою рискуя не только своей карьерой, но и журналом.
Поэтому можно понять Александра Исаевича, когда он, несмотря на различия в их взглядах, называл А.Т.Твардовского своим “литературным отцом” (15) и подписал ему свою телеграмму по случаю 60-летия словами: “неизменно нежно любящий Вас, благодарный Вам Солженицын” (16)
Уже одно, казалось бы, это должно было удержать Александра Исаевича от тех оскорбительных выпадов, которые были допущены им в “Теленке” в отношении своего “литературного отца”.
Не удержался. Вот только два примера.
Осенью 1965 г. А.Т.Твардовский посетил Париж, где ему был задан вопрос о творческих планах А.И.Солженицына, на который Александр Трифонович якобы ответил, что чрезвычайная скромность писателя и его монашеское поведение не позволяют ему говорить о его творческих планах, но он уверен, что из-под его пера еще выйдет много прекрасных страниц. Как расценил этот явно дипломатичный ответ Александр Исаевич: «Я от соленой воды во рту не мог крикнуть о помощи – и он меня тем же багром помогал утолкнуть под воду» (17).
Мы уже знаем, что тогда, осенью 1965 г., никто багром его под воду не «уталкивал» и вся истерия по поводу возможного ареста была делом его собственных рук. Мы ведь помним, как именно в это время уталкиваемый под воду писатель, с минуты на минуту ожидавший ареста, спокойно ходил в ЦК и «нагло» требовал там не просто квартиру, а квартиру с московской пропиской.
Для чего же тогда ему понадобился этот багор? Неужели для того, чтобы продемонстрировать свою неизменную и нежную любовь к своему литературному отцу? Неужели для того, чтобы показать, насколько он ему благодарен?
Весной 1967 г. А.Т.Твардовский побывал в Италии и там на вопрос: действительно ли у А.И.Солженицына есть произведения, которые он опасается вынуть из стола, ответил: «В стол я к нему не лазил», но «вообще с ним все в порядке», «он окончил 1-ю часть новой большой вещи», которую «хорошо приняли московские писатели» (18). Ответ тоже дипломатичный. Как же на него отреагировал А.И.Солженицын? Вот его слова: «Сам в эти месяцы душимый, – он помогал и меня душить» (19).
Как же можно было испытывать благодарность и нежность к человеку, который помогал другим тебя душить? Значит, лгал, когда писал о неизменной нежности, значит лгал, когда уверял в благодарности.
Осенью 1974 г. в Женеве Александр Исаевич посетил В.Л.Андреева. Передавая в “Теленке” свои впечатления от этой встречи, он скороговоркой отмечает: “ему тут не доверяли” и как следствие – “печальная старость в полунищете”, и далее: “Какими всесильными они (т.е. Андреевы- А.О.) казались мне десять лет назад в комнате Евы, когда зависело от них взять или не взять пленку, вся моя судьба. Какими беспомощными и покинутыми – теперь” (20). Одним из покинувших их стал и сам А.И.солженицын. Андреевы сделали свое дело. Теперь они были ему не нужны.