Солженицын. Прощание с мифом

Но дело не только в том, что в «Архипелаге» механически соединены два разных замысла. Оказывается в книге достаточно четко прослеживаются три совершенно разные концепции истории ГУЛАГа.

Согласно одной из них, ГУЛАГ возник в начале 1920-х годах и просуществовал до середины 50-х.

«Я — откровенничал А. И. Солженицын в 1965 г., — там (т. е. в «Архипелаге» — А.О.) себя ограничиваю. С 21 года. У меня абсолютно нет гражданской войны» (28). И действительно, одна из глав книги называется «Архипелаг возникает из моря», т. е. из Словецкого лагеря особого назначения, созданного в 1923 г., опыт которого стал распространяться на всю страну только в конце 1920 — начале 1930-х гг. (29).

Что касается второй даты, то в первых шести частях книги нет ни одного факта, касающегося данной темы и выходящего за рамки 1956 г. Объяснение этого мы находим в следующих словах автора: «Когда Хрущев вытирая слезу, давал разрешение на „Ивана Денисовича“, он ведь твердо уверен был, что — это сталинские лагеря. Что у него — таких нет. И Твардовский, хлопоча о верховной визе, тоже искренне верил, что это о прошлом, что это — кануло. Да Твардовскому простительно… Но я-то, я! — ведь и я поддался… Я тоже искренне думал, что принес рассказ — о прошлом» (30).

Это мнение нашло отражение не только в отборе фактического материала, но и в содержании «Архипелага»: «Оценивая 1937 г…  — читаем мы здесь, — можно признать, что имено этот год сломал душу нашей воли и залил ее массовым растлением. Но даже это не было концом нашего общества (заметьте — «нашего» — А.О.). Как мы видим теперь, конец, вообще никогда не наступил — живая ниточка России дожила, дотянулась до лучших времен, 1956 г., а теперь уже тем более не умрет» (31).

Вторая концепция нашла отражение в названии книги: «Архипелаг ГУЛАГ. Опыт художественнного исследования. 1918–1956 г.» (32). В соотвествии с ней, история ГУЛАГа началась летом 1918 г.

Третья концепция может быть выражена словами автора: «Архипелаг родился под выстрелы „Авроры“» (33), «Архипелаг был, Архипелаг остается, Архипелаг будет» (34), иными словами, вся история Советской страны — это история террора, история ГУЛАГА.

В чем причина этих концептуальных расхождений? Возможны три объяснения: а) за время работы над «Архипелагом» замыслы и взгляды автора претерпели эволюцию и произошедшая ломка взглядов нашла свое отражение в отменных выше противоречиях; б) в процессе работы над книгой автор был поставлен перед необходимостью оперативно менять как свой первоначальный замысел, так и концепцию истории «ГУЛАГа», не имея при этом времени для того, чтобы соотвествующим образом переработать и унифицировать весь текст книги; в) отдельные части книги писались разными людьми, а А. И. Солженицын осуществил механическую сводку этого материала, не сумев или не пожелав его вычитать и устранить бьющие в глаза противоречия и настыковки.

Что касается, первого объяснения, то здесь необходимо учитывать, что хотя автор и работал над «Архипелагом» с 1958 по 1968 г., но история ГУЛАГа привлекала его внимание автора только на завершающей стадии работы (декабрь 1967 — апрель 1968 гг.). Поэтому об эволюции взглядов в течение этих трех месяцев не может быть и речи. Маловероятно, чтобы в течение столь короткого времени автор был вынужден перекраивать историю ГУЛАГА под чьим-то влиянием. Но тогда напрашивается вывод, что он пользовался материалом или же заготовками других лиц, которые по-разному смотрели на данный вопрос.

В связи с этим нельзя не обратить внимание на то, что в книге нашли отражение не только разные концепции истории ГУЛАГА, но и разные датировки советского террора. Так, характеризуя действие знаментой 58 статьи (пункт 10 — антисоветская агитация), он пишет: «Поток Десятого Пункта — пожалуй, самый устойчивый из всех — не пресекался вообще никогда, а во время других великих потоков как 37-го, 45-го или 49-го годов набухал особенно полноводно» (35). Эта же периодизация нашла отражение и при характеристике процесса над правыми эсерами: «вся панорама 37-го, 45-го, 49-го» (36).

Но вот, полемизируя с самим собой, А. И. Солженицын пишет буквально несколькими страницами раньше: «Когда теперь бранят произвол культа, то упираются все снова и снова в настрявшие 37–38-й годы. И так это начинает запоминаться, как будто бы ни до не сажали, ни после, а только вот в 37–38-м. Не боюсь однако ошибиться, сказав, что поток 37–38-го ни единственным не был, ни даже главным, а только может быть, одним из трех самых больших потоков… До него был поток 29–30-го годов… после был поток 44–46-го годов» (37).

Есть в Архипелаге и другая точка зрения: «Как уже видел читатель — читаем мы здесь — ни 35-м, ни 37-м, ни 49-м годами не исчерпаешь перечня наборов на „Архипелаг“. Наборы шли всегда» (38).