Читаем Солженицын. Прощание с мифом полностью

После операции яичка швы заживают в течение одной — реже двух недель (41). Поэтому если бы Александр Исаевич действительно значился в списках «этапа особого режима», то 19 февраля его отправили бы вместе со всеми. Но если даже допустить, что к этому времени швы действительно не зажили и администрация лагеря проявила гуманность, то, будь А. И. Солженицын в списке этапируемых, его обязаны были отправить на новое место по выздоровлении. А так как его никто не тронул, то или весь этот эпизод выдуман с целью подчеркнуть особую роль А. И. Солженицына январском бунте, или же если его фамилия фигурировала среди этапируемых, то лишь для отвода глаз.

«Через две недели, — писала Н. А. Решетовская, ведя отсчет от операции — Саню выписали из больницы» (42).

Заканчивая рассмотрение этого эпизода в жизни А. И. Солженицына, представляется необходимым обратить внимание еще на три факта.

Первый факт. Во время пребывания А. И. Солженицына в послеоперационной палате неожиданно был убит врач Борис Абрамович Корнфельд (43). Чем он мог не угодить заключенным, трудно представить. Может быть, его убили по ошибке?

Второй факт. Оказывается, до событий 1952 г. Александр Исаевич ходил под одним лагерным номером, а по выходе из больницы — под другим. «Весь Экибастуз, — пишет он, — я проходил с номером Щ-232, в последние же месяцы приказали мне сменить на Щ-262. Эти номера я и вывез тайно из Экибастуза, храню и сейчас» (44). Не принадлежал ли новый номер Б. А. Корнфельду?

Третий факт. Если бы во время лагерного бунта Александр Исаевич действительно попал в черные списки, то по возращении из больницы его ждали общие работы. Однако, как пишет Н. А. Решетовская, «Саня начал учиться столярному делу, но овладеть им, как мечталось, не успел: перевели в литейный цех» (45). Еще более важно то, что в 1952–1953 гг. он оказался в числе тех немногих заключенных, которые получали зарплату: часть заработка шла в лагерь, «зато оставшиеся 30–10 % всё же записывали на лицевой счет заключенного, и хоть не все эти деньги, но часть их (если ты ни в чем не провинился, не опоздал, не был груб, не разочаровал начальство) можно было по ежемесячным заявлениям переводить на новую лагерную валюту — боны, и эти боны тратить» (46).

Для некоторых была и такая каторга.

Один этот факт свидетельствует, что лагерное начальство не собиралось наказывать А. И. Солженицына и все, что он пишет на этот счет, выдумано от начала до конца.

Тайна «12 тысяч строк»

Оказавшись за колючей проволокой, А. И. Солженицын вернулся к литературной деятельности. По его словам, это произошло летом 1946 г. в одной из бутырских камер: «С той камеры, — вспоминал он позднее, — потянулся… я писать стихи о тюрьме» (1).

Говоря о своем лагерном творчестве, Александр Исаевич долгое время утверждал, что первоначально оно ограничивалось только стихами, затем он стал сочинять автобиографическую поэму «Дороженька» (2), потом перешел к пьесам в стихах и только после этого снова взялся за прозу. В «Теленке» специально подчеркивается, что он писал «сперва стихи, потом пьесы, потом и прозу» (3). Главным своим делом того времени Александр Исаевич считает поэму: «Все лагерные годы, я, по сути дела, ее писал и писал, потом пьесы» (4).

Объясняя причину обращения к поэтическому жанру, Александр Исаевич признается, что это было связано с невозможностью писать открыто и открыто хранить написанное. «Я, — отмечал он, — вынужденно писал в стихах только для того, чтобы запомнить как-нибудь, в голове проносить» (5).

Характеризуя процесс своего лагерного творчества, А. И. Солженицын пишет: «Иногда в понурой колонне, под крики автоматчиков, я испытывал такой напор строк и образов, будто несло меня над колонной по воздуху — скорее туда, на объект, где-нибудь в уголке записать… Я записывал лишь корневую основу… в виде существительного или превращая в прилагательное. Память — это единственная заначка, где можно держать написанное, где можно проносить его сквозь обыски и этапы. Поначалу я мало верил в возможности памяти и потому решил писать стихами. Это было, конечно, насилие над жанром. Позже я обнаружил, что и проза неплохо утолкивается в тайные глубины того, что мы носим в голове… Но прежде чем что-то запомнить, хочется записать и отделать на бумаге… Я решил писать маленькими кусочками по 12–20 строк, отделав — заучивать и сжигать» (6).

Но чем больше объем созданного, тем сложнее хранить его в памяти. Как же А. И. Солженицын выходил из этого положения? Если верить ему, то все сочиненное он периодически повторял. В одном случае он утверждает, что к концу срока это занимало неделю в месяц (7), в другом — десять дней (8).

Перейти на страницу:

Все книги серии Тайны России

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное