Sombra nocturna

— Ты… кто…что такое? — слова не выдавливались из пересохшей глотки.

Молчание. Остроухий исчез из поля зрения и, судя по вернувшейся боли, что-то делал с раненой ногой. Вендал дернулся, чтобы ударить и понял, что связан. Потом его подняли за грудки и посадили, привалив к стволу дерева.

Неведомая тварь села напротив, прислонила рядом винтовку и начала обстругивать ножом ровную палку.

— Это ты сбил мой самолет.

Долгий, ничего не выражающий взгляд. Мерное движение ножа.

— Отвечай, мары тебя раздери. Ты хочешь сказать, что ты сбил мой самолет из этой чертовой пукалки? Ночью?

Белесый наконец соизволил открыть рот.

— Это самозарядная винтовка Араньена, с улучшеной модификацией ствола и дролерийским оптическим прицелом. Я попал точно в бензопровод, но, к слову сказать, сделал бы это и без всякой оптики. Сиди спокойно, я должен наложить шину и сделать нормальную перевязку, иначе ты умрешь от гангрены прежде, чем я дотащу тебя до базы.

— Ты дролери.

Ага, а он Альба Сакрэ Макабрин, легендарный дарский полководец.

Он слышал краем уха о том, что с королем Герейном пришли сумеречные, но думал — это вражеская пропаганда. И вот теперь эта пропаганда сраной единственной пулей лишила его самолета и другой — убила Ланса.

Вендал снова попробовал дернуть связанными руками, зашипел, свалился на бок. Вражеская пропаганда сидела на пеньке и методично обстругивала вторую палку.

* * *

Солнце завалилось за край бетонного забора, в палате стемнело, на небо вылезла луна, в окно потянуло холодом. Вендал высыпал в ладонь предписанные таблетки, проглотил, запил водой. Взял костыли, прохромал по палате нужное число шагов. Искалеченная нога заживала долго, трудно, ее с прошлой осени кромсали лучшие макабринские, а с лета — и королевские врачи. В июле этого года война закончилась полной и безоговорочной капитуляцией мятежных лордов. Лорд Макабрин, его дед и сюзерен, сдался вместе со всеми и заново принес присягу чудесным образом обретенному королю.

Позорная присяга, но не было другого выхода.

Сумеречный, который тогда, год назад, сбил его самолет — был одним из первых. Потом их стало много, не слишком, но много. Они безжалостно уничтожали технику, невероятным огнем с небес выжигали военные базы, они дрались в лесах, в болотах, в холмах — в глубоком тылу. Ночные тени — их невозможно было поймать, невозможно выследить. Если же чудом ловили, то были беспощадны. Дед, потеряв несколько аэродромов, сотни единиц тяжелой техники и любимую жену, принял решение о том, что обычные методы ведения войны к нелюдям неприменимы.

* * *

Месяц Вендал провел в плену, потому что людей на сумеречных не обменивали. Никакой полезной информации он не выдал, даже своего имени, так что дролери тащил пленника зря. Гарнизонный врач ампутировал ему ступню, потому что больше ничего нельзя было сделать.

Лежа на прогибающейся койке в крошечном госпитале, он видел, как из маленькой крепости в лесу уходят серые тени в обычных армейских плащ-палатках. Видел, как они возвращаются. Видел, как по наливающемуся серыми тучами небу пятерками ползут макабринские штурмовики, и отнятая нога начинала болеть и пульсировать в том месте, где ее не было. Землю иссекал холодный дождь и бурые ладошки листьев прилипали к ней, словно пытаясь защитить.

Потом наши двинулись в наступление и дролери покинули крепость, выехав на нескольких «барсах» с королевскими гербами. Пленных они, повинуясь какому-то своему обычаю, оставили.

Перед отступлением белесый зашел к нему в госпиталь. Вендал глянул на него мельком и снова отвернулся к скверно застекленному окошку, вслушиваясь в тяжелый гул подступающей канонады.

— Меня зовут Нокто, — сказал дролери, помолчав.

— И зачем мне это знать? — он не стал поворачиваться.

— На случай, если ты захочешь мстить мне за своего человека, — ответил Нокто и вышел, неслышно, как все они.

Вендал провалился в тяжелый от наркотиков сон.

Пробудило его трепыхание крыльев. Что-то мягко билось в окно, пытаясь вылететь на волю, вроде бы птица. Он, не глядя, протянул руку, схватил — и заорал, сев в кровати. Дурная, одурманенная лекарствами голова кружилась. В руке он сжимал живое, мягкое, сухое, податливое, с царапучими лапками — ничего от жестких птичьих перьев, ничего от теплой шкурки летучей мыши. Он, не соображая, что делает, ударил в стекло, вылетевшее наружу звоном осколков, поспешно разжал ладонь. Потом, когда он сидел и тупо разглядывал собственные пальцы в потеках крови и серебряной пыльце, на дороге послышался рокот танковых моторов.

Уже в мирное время кто-то сказал Вендалу, что дролери необычайно красивы. Он удивился.

* * *

— К вам посетитель, сэн Вендал.

Медсестра говорила шепотом — время позднее. Вид у нее был заговорщический и сияющий.

Кого там еще мары принесли.

Он нехотя повернул голову и посмотрел на дверь.

Вот как.

— Здравствуй, Нокто, — сказал он.

— Здравствуй.

Дролери подошел к столу, подтянул ногой стул с висевшей на спинке кобурой, сел. Положил на стол букет сильно пахнущих лилий, завернутый в газету. Поболтал авоськой с апельсинами.

Надо же, наверное поинтересовался человеческими условностями.