Something in her eyes Something in your smile Something in my heart (СИ)

- Честное слово, чуть не выгнали, – произнес я, как бывалый рассказчик, который собрался удариться в воспоминания. – Хорошо помню, как сижу я на уроке заклинаний. Дело было на третьем курсе, и заклинания нам преподавал МакГрегор, мерзкий старикан. Ему только слово не так скажи, и он сразу начинает честерить всех, на чем свет стоит. Вот сижу я на уроке, и, высунув от усердия язык, конспектирую способы снятия порчи.

Собственный рассказ, как всегда, полностью захватил меня. И вот я уже вскочил со стула и принялся расхаживать по кухне, бурно жестикулируя:

- Тут у меня за спиной возникает МакГрегор – была у него дурацкая привычка ходить по классу и заглядывать в конспекты. Я без задней мысли протягиваю ему свою тетрадь.

Теперь мой голос падает до торжественно шепота, а потом вовсе замолкает. Олиса вертит в руках чашку, но я не спешу продолжать, и моя загадочная улыбка лишь подогревает ее нетерпение. До того, как с языка срывается закономерный вопрос, я продолжаю свой рассказ.

- Лицо профессора медленно, но верно наливается гневом, и я, не понимая причину, вежливо спрашиваю, в чем дело? От моего вопроса МакГрегор чуть ли не взвивается под потолок, будто его гиппогриф клюнул. Он вытаскивает меня из-за парты, хватает за ухо и на глазах у всего класса тащит к двери. Я упираюсь, но не долго – хватка у старика железная, так и без уха остаться недолго.

Я гримасничаю, пытаясь передать, как перекосило лицо разъяренного профессора, изображаю растерянное недоумение, когда речь заходит про мои злоключения. Олиса же смотрит, не отрываясь, и помимо воли сдавленно хихикает.

- Вот МакГрегор влетает в кабинет директора, дверь он открывает с ноги, потому что в одной руке у него мои конспекты, а в другой я сам. Конспектами он размахивает, как боевым знаменем, а меня держит крепко, как законный трофей.

Профессор с порога начинает речь о падении нравственности, разложении устоев и учеников, для которых уже нет никаких авторитетов. И при этом яростно тычет в меня пальцем, спасибо хоть ухо отпустил. А я слушаю и растираю горящее ухо, и чем больше слушаю, тем меньше понимаю, какое отношение вся эта речь имеет ко мне.

Я скорчил обиженную рожицу, которой невозможно было не посочувствовать.

– Но вот наступает момент истины – мои жалкие попытки оправдаться окончательно вывели МакГрегора из себя. Он, издав взбешенный рык, сует мне под нос мои же конспекты, а там черным по белому изложено, что наш профессор чокнутый кретин, троллий сын и et cetera . Все очень занимательно изложено, и, что самое обидное, каждое слово – чистая правда. Я, конечно, мог такое написать, но вот отдать это с наглым видом душке-профессору, у которого нрав, что пороховая бочка – это самоубийству подобно. Но напрасно я доказывал всем, что я не самоубийца и не идиот. Меня заклеймили ниспровергателем устоев, отпетым хулиганом и наказали полугодом отработок. У МакГрегора.

Я посмотрел на Олису, ища сочувствия, и получил его. Девушки никогда еще не оставались равнодушными к моим россказням.

- А знаешь, из-за чего заварилась вся эта каша? Из-за какой-то несчастной банки слизняков! Шутки ради я опрокинул ее в сумку Ридла, а он в отместку заколдовал мое перо. Месть вполне в его стиле – наш Том никогда не будет открыто выяснять отношения, наоборот, он предпочитает все делать исподтишка, чужими руками или при помощи своей любимой темной магии!

Всего лишь одно недоброе слово о ее ненаглядном Томми, как взгляд Олисы из восхищенно-заинтересованного стал холодно-осуждающим. Но тут ничего не поделаешь, такова любовь - вечно переворачивает мир с ног на голову.

– Иногда, собирая для профессора слизь соплохвостов или в очередной раз отвечая у доски домашние задание, - с третьего курса и до самого выпуска список смертников профессора МакГрегора начинался с моей фамилии, - я спрашивал себя, а стоило ли оно того? – Я замолчал, будто этот вопрос мучил меня по сей день. – А потом вспоминаю лицо Риддла, когда он увидел отвратных слизней на своих драгоценных книжках: непередаваемую смесь неверия, злобы и отвращения, с которой он вытаскивал их из сумки, боясь применить магию, чтобы его книженции не рассыпались в прах. И понимаю, да оно того стоило. Сбить с Риддла спесь – это удовольствие стоило любых отработок.

Я с ностальгией вспомнил школьные деньки. Правда, в этой истории симпатии Олисы явно оказались не на моей стороне, но ничего не поделаешь. Рано или поздно она поймет, с кем связалась.

- Но ты бы мог не доставать Тома. Хотя бы ради меня, - попросила девушка. Это были лишь слова, а не заклятие, но я, будто под действием чар, тут же пообещал отстать от ее драгоценного Тома на веки вечные. Эта малость окончательно вернула Олисе хорошее настроение. Она перестала нервно вертеть кружку и уже не так пристально смотрела в окно.

А дождь все не кончался…

- Вижу, на территории Беггет-Биглей ты чувствуешь себя не в своей тарелке. Не бойся, они тебя не съедят, – подбодрил я ее.

- Не уверена. Я сейчас хочу побыстрее попасть домой. Но зонтик остался на улице, а дождь слишком сильный.