Сомнамбула

– Живой… – только и сказала она, коснувшись рукой его щеки, на которой пробилась щетина. – Настрадался…

– Ничего. В полицейской службе всякое бывает, – ответил он, спиной чувствуя, как ухмыляется Лебедев. – Благодарю еще раз… И прошу простить, срочные дела.

Рада не заметила, как из глаза выкатилась слезинка.

– Иди, иди, – сказала она с нежностью. – Сокола не удержишь… Лети, сокол, лети… Вижу, что сердце твое занято. Если опять тебе понадоблюсь, только подумай – и появлюсь.

Повернувшись, она бросилась вон из зала.

А Ванзаров подошел к Садальскому. Взгляд чиновника сыска и прежде имел гипнотическое свойство: слабые духом замирали под его силой, как кролик под взглядом удава. Теперь Ванзаров казался столь страшен, что доктор невольно попятился и уткнулся в Лебедева.

– Г-г-а-ас-с-с-падин Ванзаров, – кое-как пролепетал он. – Прошу меня простить… Я же не знал, кто вы и как у нас оказались…

– А как я у вас оказался?

– Вероятно, вы… имели дело с господином ординатором…

– С кем именно я имел дело, сказать трудно. В глаза мне вставили растяжки век, светили электрическим светом.

Садальский даже руки на груди сложил.

– Простите, я тут совершенно ни при чем… Меня вечером не было… Господин Охчинский не записал, что вы поступили в отделение. То есть не поступили, а вас в палату для буйных определили. То есть ну вы там оказались…

Доктор не знал, как оправдаться, так еще получил тычок в спину.

– Путаетесь в показаниях, коллега, – строго сказал Лебедев. – Присяжным это не понравится.

Садальский испуганно обернулся.

– К-к-а-ким присяжным? Зачем присяжные?

– Суд определит меру вашей вины и наказание, – безжалостно продолжил Аполлон Григорьевич. – Думаю, годик-другой каторги вам обеспечен…

– За что каторга! – вскрикнул Садальский, еле держась на ногах.

– А что думали, вам отпуск в Ницце полагается? Похищение государственного чиновника и изощренная пытка над ним – да за это застрелить мало! – вошел во вкус Лебедев так, что Ванзаров сделал ему знак угомониться.

Оказавшись в ужасном положении, Садальский схватился за голову.

– Господа… Умоляю… Пощадите… У меня жена… Дети… Я ведь ничего не знал… Охчинский все сам… Я тут ни при чем… Истинно говорю вам… Пощадите…

– Успокойтесь, – сказал Ванзаров. – До каторги далеко, хотя от нее никому нельзя зарекаться. Где Охчинский? Действительно скрывается на даче?

Доброе слово и психиатру приятно.

– Простите, честно не знаю, – сказал он, утирая рукавом пиджака сухие глаза. – Домой посылал – нет, на службу не явился. Не знаю, где он…

Ванзаров приказал привести санитаров, которые вчера скрутили его. Садальский побежал исполнять. А Лебедев не удержался и свистнул ему вслед пальцами.

– Странно, друг мой, – сказал он, поигрывая сигарильей. – На что рассчитывал Охчинский? Держать вас в полоумном состоянии? Зачем? И убивать вас тут не имело смысла… Разве исчезли в мертвецкой больницы…

– Хороший вопрос, Аполлон Григорьевич, – ответил Ванзаров. – Охчинский просто марионетка.

– Неужто и его загипнотизировали? – В голосе Лебедева слышалось откровенное сомнение.

– Думаю, что психиатр не поддается гипнозу. Его попросили помочь. Он был готов к моему визиту…

– Почему так решили?

– Чай со снотворным появился слишком быстро. Он знал мое имя-отчество.

– Ну, ну, – Лебедев в сомнении покачал головой. – Кто же его надоумил?

– Тот, кто пытался меня загипнотизировать.

– Чтобы перестали заниматься расследованием?

– Нет, Аполлон Григорьевич. Когда я изобразил, что гипноз подействовал, мне в голову заложили приказ: стать живой бомбой.

Лебедев просто не мог поверить, даже сигарилью бросил.

– Это каким же образом?

– Как услышу: «Ваше высокопревосходительство» – должен убить этого человека. Не важно кого, не важно когда… Сами понимаете: жертвой должен был стать чиновник не ниже тайного советника. То есть товарищ министра…

– То есть на вас машину страха испытали? – в глубоком изумлении спросил Аполлон Григорьевич.

– Не было машины страха, – ответил Ванзаров. – Насильственным внушением под гипнозом из меня пытались сделать сомнамбулу… Чтобы ничего не помнил, а потом на приеме в министерстве убил сановника. Без всякой видимой причины.

– Ну, Охчинский… – начал Лебедев, но тут Садальский привел санитаров.

Четверо крепких мужиков выстроились в ряд и понурились. Видимо, им уже объяснили, что случилось. Пугать каторгой Ванзаров не стал, а спросил, что вчера происходило. Санитары, помогая друг другу, рассказали, что господин ординатор приказал отнести нового больного в отдельную палату для буйных. А больше ничего не знают. Старший из них вспомнил, что потом у Охчинского был какой-то посетитель, которого толком не разглядели: вроде высокий господин, кажется, ординатор обращался к нему «профессор». Но и только.

Санитары были отпущены, а Садальский выразительно хлопнул себя по лбу.